Стараясь держаться прямо, как непобежденный, покидаю спорткомплекс Серого. Оказавшись в родном «жигуле», принимаю расслабленную позу. Ноет избитое тело, но еще сильнее саднит душа. «Жигуль» преданно мерцает приборной доской, будто хочет утешить. «Спасибо, мой молчаливый друг, ты один меня понимаешь. Даже Анна и та не всегда… Вот я и закруглил дельце. А все потому, что пятница – самый для меня невезучий день. Ну что, едем?..»

И мы кружим по городу, развеивая тоску-печаль.

* * *

23 июля. Понедельник. Настроение – как у Рыцаря Печального Образа, шмякнувшегося с мельницы, гремя ржавыми латами. Тело уже забыло побои, а душа ноет, будто били по ней.

Приподнявшись на цыпочки, Сероглазка чмокает меня в щеку и усвистывает на работу. Пора звонить Клыку. Блестящим завершением дела похвастаться не могу, но Леточку я отыскал. Не уверен, что Клыку доставит удовольствие моя информация о том, чем занимается его любимая. Может не только бабок не отвалить, но и прикончить на месте. От расстройства чувств. В достопамятные времена гонца, приносившего дурную весть, вздергивали. Как бы Клык не последовал примеру предков.

Ну да ладно, пан или пропал. Быстро перекрестившись, звоню Клыку, но его сотовый отвечает унылыми монотонными гудками. Через час повторяю попытку – с тем же результатом.

Набираю номер офиса.

– Игорь? – будто в замешательстве переспрашивает мяука-секретарша. – Его сегодня не будет.

– Уехал, что ли?

– Д-да. – Она явно желает поскорее от меня отвязаться.

Была бы честь предложена. Махнув рукой на Клыка и прочих – подождут – отправляюсь исполнять свои прямые обязанности: выводить на чистую воду изменщиков всех мастей.

После ужина устраиваюсь у ящика с антенкой, включаю местные новости – и понимаю, почему бандюган не отвечал на мои звонки. Он лежит на асфальте, удивленно разинув окровавленный рот, а вокруг снуют ребята из ментовки и прокуратуры.

«Сегодня, в девять утра, – напористо тарахтит репортер, от усердия едва не кусая яблочко микрофона, – возле своего подъезда был убит президент фирмы «Одиссей энд Орфей лимитед», известный в определенных кругах как Клык. – И продолжает: – Можно с уверенностью предположить, что это убийство – заказное, скорее всего, эпизод борьбы за передел сфер влияния».

Признаюсь, жалость не хватает меня за горло и слезы не брызжут из глаз. Как сказал когда-то поэт (Пушкин, вроде бы… или Лермонтов?): «Из равнодушных уст я слышал смерти весть и равнодушно ей внимал я». В раскрытую дверь лоджии непрерывно струится ошалелое пение птиц, перекликаются чьи-то голоса. И этот светлейший вечер на градус не стал прохладнее от источаемого Клыком трупного холода.

Только теперь от паренька-телевизионщика узнаю, чем, собственно, занималась бандитская фирма: оптовой продажей лекарств. Однако. Пытаюсь представить железного Клыка, толкающего бабушкам-старушкам пилюльки от запоров. И не могу. Не сочетаются Клык и пилюльки, как лед и пламень.

Между прочим, отец Леточки был чиновником городского управления здравоохранения. И не мелким. Теперь на его месте Леточкин отчим. Напрашиваются кое-какие выводы… которые приберегу для другого раза. Сегодня они бесполезны.

Значит, когда я утром звонил Клыку, его мобильник подавал сигналы в кармане бессловесного манекена. Весело. Все усилия прахом. «Эй ты, крутой профи, – обращаюсь к себе родимому, – доигрался, придурок, в Шерлока Холмса? Кому теперь нужна твоя вшивая информация?»

Ну что ж, прощайте, грозный Клык и нежная Леточка-Виолетта! Дело закрыто, господа. Сколько времени потеряно зря, невозвратимо!

* * *

25 июля. Среда. Тусклый денек. Наматываю на колеса дорогу, не выпуская из вида огромный, как катафалк, черный джип с тонированными стеклами. От одного вида такого зверя может тревожно забиться сердце, а между тем едет в нем не ужасающий мафиози, а безобидный мужичок с ноготок. Этот недомерок завел себе любовницу – так, во всяком случае, утверждала его супружница, давая мне задание выследить и изобличить неверного муженька.

Кручу баранку, а мысли прыгают, мельтешат, точно в бурю кораблики на волнах.

По-дурацки все получилось. Леточку отыскал, а бабло стрясти не с кого. Нет, конечно, я могу сообщить Ларисе местонахождение дочки и содрать бабульки с нее. Да заплатит ли? Почему-то думается, что не слишком она будет счастлива заполучить Лету живой-здоровой.

И вообще есть у меня по этому поводу всякие раздумья, глубокие и не очень, после которых что-то не хочется связываться с Ларисой. Да и стоит ли окунаться в то, что миновало? Лучше замнем для ясности…

Шумно пробегает короткий дождь. Джип, политый из небесного душа, сверкает как новенький. На кой гному такая громада? Еще и наложницу себе завел – как же-с, по статусу положено-с. Хотя он собственную жену вряд ли удовлетворяет. Впрочем, следует признать, мало кто, находясь в здравом уме и твердой памяти, его мужеподобную мымру захочет.

Джип въезжает в стандартный двор и пришвартовывается неподалеку от панельной «брежневки». Похоже, рыбка привела меня к месту клева. Теперь начнется самое интересное. И оно начинается – но так, что у меня отвисает челюсть. Из джипа выкатывается пухленький челобутик – вовсе не тот, кого я ожидал увидать! Да, серый костюмчик его, и белая сорочка, и пестренький галстучек. Но мой был лысым и бритым, а у этого пышная русая прическа и бородка в цвет. Только тогда, когда он скрывается в подъезде, до меня допирает: этот гад нацепил парик!

Звоню жене колобка и сообщаю прискорбную новость.

– Ну и что? – не понимает она.

– Но ведь вам требуется документальное подтверждение измены, – терпеливо объясняю я. – Если на снимках будет волосатый и бородатый дядя, даже очень похожий на вашего мужа, вы мне не поверите.

Подумав секунду, она отрезает:

– На фотографиях мой супруг должен быть в своем обычном виде. А уж как вы выкрутитесь – не мои проблемы. Я вам деньги плачу. И немалые.

Ее карканье завершается гудками отбоя. Я прихожу в бешенство. Как они – ревнивая карга и ее блудливый муженек – меня достали! Когда часа через полтора счастливый паскудник выбегает из подъезда и залезает в свою роскошную колымагу, вихрем вымахиваюсь из «жигуля», рву на себя дверцу джипа, врываюсь внутрь и могучей рукой сминаю рубашку колобка вместе с галстуком.

– Ты, тварь, – хриплю, задыхаясь от непритворных чувств. – Наконец-то я тебя засек! К Тоньке повадился, козья морда!

– Позвольте, – блеет он, даже не пытаясь вырваться. – Вы кто? Какая Тонька?

– А то, что мне намекнули про Тонькиного хахаля. Я устроил засаду, и ты попался, хмырь! Ну, готовься к смерти, сейчас здесь все будет красным.

– Позвольте, – вопит он изо всех сил, – здесь какая-то ошибка! Я не знаю никакой Тоньки! Я действительно езжу сюда, но к девушке по имени Света.

– Э, – устало говорю я, – Тонька, Светка, какая разница? Тебе один конец.