– Лакшми, подожди немного, мы сейчас их проводим, и тебе никто не будет мешать. Я хочу, чтобы до прихода музыкантов ты закончила свой волшебный узор. – Она широко улыбнулась, и крупная родинка на ее правой щеке поползла вверх. – Для выступления Шилы на сангите все должно быть безупречно.

– Я уверена, миссис Шарма, Шила выступит великолепно.

Матрона рассмеялась. Мандала прославляла дары богини Лакшми.

– С твоей мандалой, – сказала она, – мы снищем милость всех богов! – Она раскинула пухлые руки, и забренчали свадебные браслеты, которые миссис Шарма носила вот уже тридцать лет, так что золото местами вытерлось и помялось.

Наконец все ушли со двора, Радха с Маликом взяли джхару с длинными прутьями и принялись подметать квадрат десять на десять футов.

Я сунула руку в мешочек, зачерпнула пригоршню риса и очертила внутренний круг: вечером в нем разожгут костер. Снаружи нарисовала цветок лотоса с восемью крупными лепестками, которые Радха выложила изнури кирпичным крошевом.

– Ваа! – вдруг воскликнула она.

Я посмотрела на нее. Радха уставилась на веранду, на которой стояла Шила Шарма в атласном платье цвета заката после дождя, с пышными короткими рукавами по моде и высокой талией под растущей грудью. Вылитая принцесса маленького королевства. Не хватало только тиары в иссиня-черных локонах, вьющихся на концах, как у Мадхубалы[21]. Шила ослепляла красотой.

Я улыбнулась ей.

– Говорят, вы сегодня будете звездой.

Она откинула волосы за плечо.

– Подумаешь, семейный вечер. Вот через месяц, на празднике у миссис Сингх, я спою перед настоящей публикой. Там будет махараджа.

Значит, Парвати восприняла мое предложение всерьез. А поскольку ее невестке предстояло развлекать глав государства, она решила посмотреть, как Шила умеет себя держать в присутствии королевских особ. Мне же предстоит позаботиться о том, чтобы Шила обратила на себя внимание Рави Сингха. Парвати разумно рассудила, что будет лучше, если сын сам влюбится в Шилу. Разумеется, жену ему выберет мать, но ему об этом знать вовсе необязательно.

Я посмотрела налево, на Радху, которая таращилась на Шилу, разинув рот.

– Шила, это Радха, моя сестра. – Я кивком указала на Малика, который подметал двор. – А Малика вы вроде бы уже видели.

Он кивнул Шиле.

Я обернулась к Шиле: та перевела взгляд с Радхи на Малика. Радха тоже посмотрела на Малика. Шила поджала губы, вздернула подбородок, смерила взглядом мальчишку – лохматого, с распухшим розовым ухом, грязными подошвами, в чаппалах[22] не по ноге. Он тоже оглядел себя, силясь понять, чем его внешний вид так оскорбил ее взор.

– Лакшми, я хочу, чтобы мандалу рисовала только ты, – сказала Шила. Она привыкла добиваться своего.

Я примирительно улыбнулась.

– Без помощников я буду возиться в два раза дольше, а ведь мне еще делать мехенди госпожам. Мы ведь хотим, чтобы праздник удался на славу, верно?

Но Шила не улыбнулась. Резко развернулась на каблучках черных лакированных туфель и ушла в дом. Малик посмотрел на Радху и пожал плечами.

Я решила не обращать внимания на капризы Шилы. Она была избалована, мать в ней души не чаяла. Не хватало еще нажить себе врага.

– Радха, будь добра, дай мне кирпичную крошку.

– Лакшми!

Я подняла глаза и увидела в дверях миссис Шарму, а за ней и Шилу. Я высыпала рис из ладони обратно в мешок и поднялась на веранду.

– Моей дочери неприятно присутствие этого мальчика. Быть может, ты отправишь его с каким-нибудь поручением? – извиняющимся и одновременно приказным тоном спросила миссис Шарма и мрачно оглядела сад. Шила Шарма довольно улыбнулась.

– Он как-то набедокурил, мадам?

– Шиле… небезразлично, кто рисует мандалу.

Я взглянула на Шилу.

– Как вам будет угодно.

Я спустилась во двор, притворилась, будто проверяю запасы в сумке.

– Малик, пожалуйста, сходи домой, сделай еще пасты из хны и принеси мне. Боюсь, та, что есть, получилась не очень хорошо.

Малик догадался, что я лгу: в сумке стояли две большие глиняные миски с прекрасной пастой из хны, обернутые влажной тряпкой, – хватит на двадцать рук. К тому же я утром нахваливала пасту, которую приготовила Радха, и Малик это слышал.

Он поглядел на веранду, на Шилу, которая с вызовом смотрела на него. Я заметила, что Малик трет друг о друга большой и указательный пальцы, как делает, когда злится. Уж не знаю, чем он так ей не угодил – то ли тем, что мальчишка (все-таки мандала – женское дело), то ли внешним видом.

Малик швырнул мешочек на землю.

Из кошелька на поясе я достала две рупии, чтобы как-то его утешить.

– Это тебе на тонгу.

Я сунула монеты в карман его рубашки, взяла его за плечи, и Малик неохотно кивнул.

Вернувшись к кругу, я заметила, как Радха сунула руку в мешочек, зачерпнула кирпичной крошки и замахнулась, целясь в спину удаляющейся Шилы. Хаи Рам!

– Радха! – крикнула я и заслонила ее от Шилы, чтобы та не заметила выходку моей сестры. Я схватила Радху за руку, заставила ее опустить ладонь в мешочек. Она оказалась сильнее, чем я полагала. Тогда я крепко ущипнула ее за запястье. Радха разжала пальцы и выпустила камешки.

Я почувствовала спиной взгляд Шилы и проговорила – громко, чтобы меня слышали на веранде:

– И не сыпь так много внутри круга, иначе мандала выйдет неровной, а нам ведь нужно, чтобы у Шилы все было безупречно, верно? – Я с мольбой уставилась на Радху: пожалуйста, будь умницей, веди себя хорошо. – Начнем с бирюзовых мелков.

Сестра моргнула, посмотрела мне в глаза, снова моргнула. Потом понурила голову, и я выпустила ее руку.

Краем глаза я видела, что Шила вернулась в дом. У меня дрожали колени, и я села на корточки, чтобы успокоиться.

Я облизнула пот с верхней губы. Что, если слуги заметили? Еще донесут госпоже, и кто знает, что нам за это будет!

Трясущимися руками я набрала в горсть бирюзового порошка, чтобы заполнить внутреннюю часть круга. О чем только Радха думала? Найти нам замену – проще простого, а Шила всегда будет принцессой этого королевства. Вот Малику мне ни разу не пришлось объяснять, что к чему, он инстинктивно понимал разницу и между кастами, и между классами. Он никогда бы нас так не подвел.

Остаток дня мы с Радхой работали молча. Я указывала на мешок, и она подавала мне требуемое. Я так расстроилась из-за ее выходки, что разговаривать совершенно не хотелось.