— А чему это ты так удивляешься? Сама же говоришь: о себе ты не рассказал ровным счетом ничего.

— Просто… — Умолкаю. Если я скажу, что, мол, знала, что у тебя неприятности, он задастся вопросом: почему же тогда до сих пор ты только и твердила, что о своих проблемах? Теряюсь.

Даррен улыбается.

— Все ясно. Моя мама позвонила твоей, а та, конечно, хоть и не все запомнила и чего-то недопоняла, поделилась новостями с тобой. — Он усмехается. — Не удивлюсь, если узнаю, что мама прикидывает, как мне помочь, несмотря на то что сама ничего толком не знает. К тебе на прием меня случайно не записали? — Он смеется.

— Почти записали, — улыбаюсь и я.

— Как трогательно! — Даррен шлепает себя по колену. — Может, приступим к душеспасительной беседе, а, доктор Фил? — спрашивает он комично-траурным голосом.

Пихаю его локтем в бок.

— Попрошу без насмешек! Многие мои клиенты весьма мною довольны!

— Мужчины или женщины? — спрашивает Даррен.

— Хватит кривляться. Я в любом случае не взялась бы тебе помогать.

Лицо Даррена становится испуганным.

— Думаешь, я безнадежен? — спрашивает он панихидным тоном.

— Хорош валять дурака! — прикрикиваю на него я, а на губах играет улыбка. — Родным и близким психолога лучше обращаться к другому специалисту. К человеку со стороны.

Даррен кокетливо опускает ресницы.

— Значит, я для тебя родной и близкий? Или просто родной? Или всего лишь близкий?

Со смехом легонько ударяю его по ноге.

— Хватит! А то я обижусь.

— На что? — с наигранным изумлением спрашивает он.

Заставляю себя посерьезнеть и поджимаю губы. Даррен приподнимает руки и глубоко вздыхает.

— Ладно-ладно. По сути, мне все равно, родной я тебе или близкий. Мне подходит и первое и второе, — говорит он уже без смеха в голосе. — А проблемы мои не такие уж и страшные. Во всяком случае, все выяснилось и водить за нос меня больше не будут. Надеюсь.

Молча жду продолжения. Даррен грустнеет и умолкает. Потом без лишних эмоций, глядя перед собой, начинает рассказывать:

— Эта, как ты ее называешь, рыженькая, Маргарет Джилл, ушла от меня потому, что, как она сказала, вдруг ощутила острую потребность пожить одна, поразмышлять о смысле бытия и все в таком духе. Конечно, я сразу заподозрил неладное, но доказать, что мне врут, не мог, а опускаться до слежки и каких-либо разбирательств просто не желал. В это же самое время мой ближайший друг и деловой партнер, Гарри Гарднер, ни с того ни с сего решил переселиться на другой конец города и перестал ездить на вечеринки, на которых раньше мы неизменно бывали вместе, в наши любимые клубы, бары и так далее.

Он говорит вполне спокойным тоном, лишь кажется несколько раздосадованным. Слушаю его молча, представляя себе сцену их с Маргарет расставания и гадая, сильно ли он страдал.

— Во мне все это время говорили подозрения, но доказательств не было, а устраивать скандал на пустом месте было глупо. И вот совсем недавно мои догадки подтвердились: Маргарет, не трудясь даже ради приличия в одиночестве поразмышлять о жизни, от меня сразу переселилась к Гарри. Больше года они пудрили мне мозги, прикидываясь, что друг о друге ничего не знают! Когда правда всплыла, честное слово, я взбесился так, что не смог больше видеть ни одного, ни другую.

— Ну и история! — качаю я головой. Хочется сказать что-нибудь такое, что хоть немного облегчило бы его тоску. Но разве в подобном случае подберешь нужные слова! Поджимаю губы и сочувственно вздыхаю.

— Если бы они в самом начале честно объяснили мне: так, мол, и так. Не можем друг без друга, и все тут, — продолжает Даррен, — мне, конечно, было бы неприятно, но, честное слово, это я пережил бы. Они же предпочли накормить меня еще и целым возом вранья, усугубить мои мучения. — Он дергает головой. — Не понимаю! Неужели оба верили, что смогут всю жизнь водить меня за нос? Или надеялись, что со временем я настолько охладею к Маргарет, что мне уже будет все равно, с кем она?

Наверное, у нее не все дома, думаю я. Отказаться от такого симпатичного, веселого и неунывающего парня! Так его обмануть! Я бы на ее месте… Я отворачиваюсь и качаю головой, прикидываясь, что нахожусь вся во власти негодования.

Даррен взмахивает рукой.

— Вообще-то я никогда не пылал к ней такой страстью, какой, скажем, Наполеон к Жозефине. — Он усмехается. — Если точнее, я вообще никакой особенной любви не испытывал. Мы сошлись просто потому, что нам обоим надоело встречаться от раза к разу и захотелось семейного тепла. Я даже никогда в жизни не заводил речи об официальном браке и не делал никаких намеков.

— Может, это ее и тяготило? — предполагаю я.

Даррен пожимает плечами.

— Не сказал бы, что ее что-либо тяготило. С другой же стороны… Да бог его знает! Но, говорю же, я все понял бы, если бы со мной обошлись честно. Но при таком раскладе… — Он сокрушенно качает головой.

Какое-то время молчим. Я до сих пор держу в руке тост, но не откусила ни кусочка. Как-то неудобно жевать, когда человек открывает тебе душу. Да я и не очень хочу есть. Возвращаю бутерброд в коробку и осторожно интересуюсь:

— И как же ты поступил?

— Тут же заявил Гарри, что я не смогу и дальше ему доверять, тем более совместно с ним вести дела. Он каялся, пытался что-то объяснить, но я даже не вслушивался в его слова. Мне хотелось немедленно уехать. Чтобы начать совершенно новую жизнь где-нибудь подальше, чтобы ничто не напоминало о прошлом. В общем, Гарри выкупил у меня мою долю, я продал дом и умчался. — Он прикладывает руку к груди. — Знаешь, я не остался бы там ни при каких обстоятельствах. Даже если бы Гарри наотрез отказался платить мне, даже если бы не нашлось покупателей на дом. — Он вздыхает, смотрит на стол, улыбается и кивает на бигмак. — Ты теперь такие гадости в рот не берешь, правильно?

Качаю головой.

— Беру. Просто заслушалась тебя.

— Болван! — Даррен шлепает себя по лбу. — Принес даме угощение и не даю ей есть потому, что ударился в воспоминания! — Он смотрит на меня с нежностью, неожиданно берет мою руку и сжимает ее. — Знаешь, иногда я жалею, что не женился семилетним мальчишкой.

У меня перехватывает дыхание.

— На тебе, — просто добавляет Даррен. — Представляешь, как спокойно и счастливо нам обоим жилось бы? Избежали бы сотни проблем, не ведали бы разочарований. Ты ведь единственная в мире женщина, которой я всерьез предлагал руку и сердце.

Он смеется, а я думаю о том, есть ли в его шутке хоть доля правды. И если есть, то какова она.

— Семилетних не женят нигде, тем более в Англии. — Стараюсь, чтобы голос звучал весело и непринужденно. — Так что сожалеть не о чем.

Даррен смотрит на меня с улыбкой, внезапно серьезнеет, потом снова грустнеет. Мы оба смущаемся и опускаем глаза.