Эти данные свидетельствуют о том, что на протяжении XVI и XVII веков сотни тысяч царских подданных были угнаны против воли в Крым. Некоторые из них впоследствии выкупались за бóльшую или меньшую сумму, в зависимости от социального статуса пленника[186]. В отличие от других средневековых и раннемодерных ближневосточных обществ, татары редко использовали рабов на военной или политической службе и рассматривали их прежде всего как источник дохода[187]. Выкуп из крымского плена составлял одну из важных статей государственных расходов в допетровскую эпоху. По свидетельству Г. К. Котошихина, подьячего Посольского приказа в конце 1650-х – начале 1660-х годов, так называемые «полоняничьи деньги», ежегодно собираемые с тяглых дворов с 1551 года, составляли 150 тысяч рублей. Это в семь раз превышало стоимость ежегодных «подарков» крымскому хану[188]. Значительная часть царской казны и доходов боярских семей тратилась на то, чтобы вызволить важных служилых людей из плена[189].

Напротив, пленники низкого социального происхождения использовались на сельскохозяйственных работах или, что еще более вероятно, продавались османам на рынках Каффы и Константинополя, после чего их шансы вернуться на родину резко сокращались. Правда, христианские и иудейские подданные крымского хана покупали русских рабов и привозили их в Москву для того, чтобы продать их московским властям[190]. Часть «полоняничных денег» передавалась посланникам в Константинополь для выкупа царских подданных, оказавшихся в османском рабстве. Однако этих денег хватало лишь на то, чтобы выкупить небольшую толику русских пленников, находившихся в османской столице, не говоря уже обо всей Османской империи. Кроме того, способность посланников вызволять пленников, проданных частным лицам в Константинополе и провинциях, была крайне ограничена. Только в 1680-е годы российское правительство впервые потребовало от Порты освобождения всех пленников[191]. Разумеется, османское правительство отвергло это нереалистичное требование. То же самое произошло и с попытками российской стороны определить пленников как военнопленных, подлежавших обмену на османских военнопленных[192].

Степи к северу от Черного моря не были единственным османским рубежом, вдоль которого совершались набеги в целях угона в плен. Подобные инциденты можно было наблюдать вдоль османо-габсбургской границы в Венгрии, а также в западном Средиземноморье, где вассальные Османам беи Алжира, Туниса и Триполи осуществляли пиратские набеги, опустошавшие побережье Италии, Испании, Франции и даже Англии. По оценке Роберта Дэвиса, в период с 1580 по 1680 год 850 тысяч жителей Южной и Западной Европы попали в рабство в Варварийские государства. В период же с 1530 по 1780 год общее число христианских рабов на Варварийском берегу «почти наверняка составляло миллион»[193]. Однако, в отличие от угона в плен в Северном Причерноморье, «выкупное рабство» на османо-габсбургской границе в XVI и XVII столетиях было двусторонним и подданные султана могли попасть в плен к христианам почти с той же долей вероятности, что и превратить последних в своих собственных пленников[194]. То же касалось и средиземноморского пиратства, хотя количество «турок», бывших гребцами на галерах папы римского или французского короля, по всей вероятности, существенно уступало количеству европейских рабов в Северной Африке[195]. Разница в количестве христианских и мусульманских пленников была еще более разительной в случае с Северным Причерноморьем, несмотря на то что донские и запорожские казаки время от времени захватывали в плен турок и татар, которые становились слугами московских бояр и послепетровских аристократов[196]. Наконец, при всем том, что в раннемодерный период в османском плену оказались сравнимые количества западно– и восточноевропейцев, многочисленные французские, итальянские, испанские и британские описания варварийского плена контрастируют с редкими восточноевропейскими описаниями османской неволи.