— Вот, значит, чем я обязана твоему предложению выйти за тебя замуж, — кивнула Аннелиза. — Пятнышко на моей репутации оказалось настолько мало, чтобы на него можно было не обращать внимания.

— Тебя это тревожит? Хочешь, давай поговорим об этом.

Аннелиза пожала плечами и подошла к окну. Вокруг ее силуэта клубился серебристый свет луны, но лицо оставалось в тени.

— О чем говорить? Я тогда просто слишком много выпила.

— Почти все из нас употребляли алкоголь. Кто-то установил для себя твердые правила, сколько ему можно выпить, кто-то нет. — Помолчав, Джек медленно спросил, словно боясь ее спугнуть: — На той вечеринке случилось что-то еще?

— Если честно, у меня в памяти мало что осталось.

В нем вспыхнуло подозрение.

— Кто-то воспользовался твоим состоянием? Ты принимала наркотики?

— Не совсем так. По крайней мере, я так не думаю, — ее голос упал до шепота. — В тот день я стала женщиной.

Джек почувствовал, как его захлестывает ярость.

— Значит, кто-то все-таки воспользовался.

— Он, как и я, был не в состоянии рассуждать здраво, — остановила его гнев Аннелиза. — И поверь мне, он заплатил куда более высокую цену, чем я.

— Об этом узнал твой отец?

— И его отец тоже. Мало ему не показалось…

— Могу представить, — кивнул Джек. По крайней мере, он начал понимать, откуда у Аннелизы столько самообладания. — Почему ты мне об этом рассказала?

— Чтобы ты понял, почему с того дня я остерегаюсь пить алкоголь. — Она повернулась к нему. — И встречаться с мужчинами.

Такое признание на секунду выбило почву у него из-под ног.

— Что, совсем?

— Да.

— Но…

— В общем-то, мне никогда не хотелось этим заниматься. — Глаза девушки вспыхнули и засияли как две падающие звезды. — До недавнего времени.

От ее слов внутри у него поднялась целая буря. Страсть нахлынула подобно огромной волне, но Джек не мог заставить себя сдвинуться с места. Не мог воспользоваться ею так же, как какой-то подросток из ее юности.

— Аннелиза, я…

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Ушла? Нет. Я всего лишь хотел предложить тебе провести эту ночь в соседней спальне, если ты этого хочешь.

— Я надеялась, что ты это предложишь. Но сейчас я понимаю, что во мне говорил страх.

— Страх? Но почему, если ты утверждаешь, что тебя не…

— Нет, нет… — Аннелиза покачала головой. — Но я правда ничего не запомнила, как это было. Зато я хорошо помню, что последовало после. Свое смущение, стыд, а потом, когда пошли слухи, я чувствовала такое унижение, что этого оказалось достаточно, чтобы навсегда потерять интерес к мужчинам.

— Навсегда?

— Пока я не встретила тебя, — честно сказала Аннелиза. Ее губы тронула греховная улыбка. — Я хочу тебя, Джек.

Аннелиза приблизилась к нему, покачивая бедрами, и от ее походки у Джека пересохло в горле. Она взяла лицо Джека в ладони и прикоснулась к его губам. Ее поцелуй был легче шепота, но от этого касания Джек опьянел быстрее, чем от алкоголя.

Он почувствовал ее руки на галстуке, а затем на своей рубашке.

— Я пока делаю все правильно? — прошептала она, отрываясь от его губ.

— Можешь не сомневаться, — подтвердил Джек. Его дыхание участилось. Понимает ли она, чего ему стоит позволить ей отдать инициативу в ее руки?

Аннелиза медленно расстегивала пуговицы его рубашки, ее платье тихо шуршало. Не отрывая от него широко раскрытых глаз, она сняла с головы фату и расстегнула молнию на платье.

Переливающийся в лунном свете и в танцующем пламени свечей шелк скользил по ее телу, дюйм за дюймом открывая кожу, покрытую золотистым загаром. Платье упало на пол, и все стихло. На Аннелизе осталось только кружевное белье.

Джек уже видел ее чулки, когда Мадам повалила их на землю, но он оказался совершенно не готов к тому, что предстало его глазам в эту минуту.

— Дальше я сам, — хрипло сказал он и, не дожидаясь ответа, посадил ее себе на колени и прижался к губам, вложив в поцелуй всю свою страсть и восхищение женской красотой.

Нащупав застежку под тяжелыми прядями, он освободил ее от лифчика. Аннелиза снова встала, помогая ему снять с себя остатки одежды. Увидев ее полностью обнаженной, в ореоле чудесных черных волос, залитую серебром лунного света, Джек на секунду потерял дар речи. Все, на что он был способен в эту минуту, — это смотреть на Аннелизу и пить ее красоту как божественный напиток.

— Пожалуйста, Джек, — прошептала она, — займись со мной любовью.

Ее полумольба-полуприказ подействовали на него как сигнал к действию. Положив Аннелизу на лепестки роз, разбросанные на постели, он провел рукой по ее тонким ключицам.

— Нагота идет тебе, моя дорогая жена.

Аннелиза тихо засмеялась, но ее лицо слегка зарделось от смущения, когда она произнесла:

— Думаю, что она пойдет и тебе.

Джек раздевался медленно, дразня ее, как только что делала она, возможно даже не подозревая о том, что соблазняет его.

— Джек, я только недавно начала предохраняться, поэтому не уверена, что…

— Я обо всем позабочусь.

Аннелиза кивнула и раскинулась на его постели. Пламя свечей освещало выпуклости восхитительного тела.

Джек провел пальцем по ее груди и остановился на быстро твердеющем соске.

— Что мне делать? — спросила Аннелиза.

— Все, что тебе хочется.

— А что бы доставило удовольствие тебе?

Джек взял ее ладони и положил себе на грудь, и там, где только что был холод, стало тепло. Скоро жар охватило все его тело. Джек убрал свои руки, предоставив Аннелизе возможность делать то, что ей вздумается. Ему нравилось, как ее ласки, осторожные вначале, становятся все смелее и смелее.

Он закрыл глаза, целиком отдавшись чудесным прикосновениям, напоминая себе, что для Аннелизы это первый настоящий опыт близости с мужчиной. В ее первых впечатлениях не должно быть и следа страха. Он хотел, чтобы этот прекрасный бутон наконец превратился в роскошный цветок, источая женскую сладость и аромат, чтобы он — и только он — мог насладиться им в полной мере.

Под действием ласк его самоконтроль стремительно давал трещину. Джек решил, что пора перехватывать инициативу у Аннелизы, пока его тело ему еще подчинялось.

Перехватив ее руки, он заставил Аннелизу лечь на спину, а сам перекатился на бок. Обхватив грудь жены одной рукой, он гладил ее пальцами, слегка теребил сосок, все это время не спуская глаз с лица Аннелизы, на котором было отчетливо написано наслаждение, которое он доставлял ей своими ласками.