Он подумал о городе и вспомнил старого оборванного бродягу, который едва волочил ноги, попрошайничал, заработав репутацию штрейкбрехера, трясущимися руками засовывавшего ложку супа в шамкающий рот.

_____

— Доброе утро, Фабиан, — проговорила Александра, державшая в руках кинокамеру и штатив, сверкнув соблазнительной улыбкой. На ней был исцарапанный шлем для игры в поло, блузка с лунным блеском и глубоким вырезом, штаны из мягкой кожи, сужающиеся книзу, и сандалии с золотистыми ремешками, стягивающими лодыжки.

Холодно кивнув Александре, Фабиан пожал руку улыбающемуся аргентинцу, затем ткнул в сторону поля со словами:

— А для кого эта полоса препятствий?

— Для нас, сеньор Фабиан, — отвечал Костейро. — Когда моих лошадей тренировали на манеже, их также обучали брать препятствия. Это не должно вас удивлять. По словам Александры, ваши лошади умеют преодолевать препятствия, причем неплохо.

— Я полагал, что мы встречаемся для игры в поло, а не для состязания по преодолению препятствий, — возразил Фабиан.

— В чем заключается игра, определяют спортсмены, — учтиво заметил аргентинец. В его голосе слышались терпение и снисходительность, обычно предназначавшиеся для того, чтобы успокоить чересчур нервных партнеров.

— Подобно любви, которая заключается в том, как ее понимают любовники, — небрежно заметила Александра.

— Так что же вы намерены делать, мистер Костейро? — спокойным, даже вежливым тоном спросил его Фабиан.

— Я предлагаю такие условия. Матч в поло один на один с гандикапом. Гандикап состоит в том, чтобы преодолеть несколько препятствий, так мы уравняем наши шансы, — отвечал аргентинец. — Неужели вы думаете, что я, всегда выступающий в командах любителей, позволю вам, ипподромному снайперу, нащелкать мне голов, забрать деньги и убраться восвояси? — Вопрос звучал довольно дерзко, но Фабиан сделал вид, что ничего не заметил. — Разумеется, вас никто не заставляет играть, — добавил Костейро.

Фабиан посмотрел на Александру. Шлем ее склонился к камере, она сделала вид, что не слушает их. Лицо ее было скрыто, пока она трогала разные ручки и регулировала всяческие колесики.

— Какого рода гандикапы вы придумали для меня, мистер Костейро? — спросил Фабиан все еще спокойным тоном.

— Только те, которые я уже упомянул. — Дерзость сменилась вежливостью. — Сегодня я не в лучшей форме. Прошлой ночью я учил Александру танцевать милонгу — приемную мать танго. Она выглядела такой восхитительной, такой сексуальной… В результате, нынешним утром… — Юноша замолчал, показывая своим видом, что дальнейшее объяснение излишне.

— Сексуальность — это гандикап Александры, — заметил Фабиан.

— Совершенно верно, — согласился Костейро. — А нынче утром у меня ужасная ресака, или, как вы говорите, похмелье. — Он повернулся к молодой женщине за подтверждением своих слов.

— Похмелье уравнивает ваши шансы в еще большей степени, — согласилась та, вскинув на них глаза, в которых ничего нельзя было прочесть из-за темных очков.

— Очевидно, я должен быть благодарным мистеру Костейро за то, что он не включил в игру быка или буйвола, чтобы устроить родео, — сказал Фабиан.

В ответ на язвительное замечание аргентинец ласково улыбнулся.

— Я тоже так думаю, сеньор Фабиан. Кучиллерос, вооруженным ножами жителям пампасов, как и мне, больше по душе быки и буйволы, не то что вам, ковбоям бейсбольных полей.

— А каково наказание за то, что собьешь препятствие? — внезапно оборвал его Фабиан.

— Разумеется, никакого. Препятствие само по себе наказание. — В улыбке Костейро появилась дерзость. — Каждый раз, как кто-то собьет препятствие, мои грумы установят его вновь. Только и всего.

Видя недоверчивое выражение на лице Фабиана, аргентинец откинулся назад, облокотившись о машину, с улыбкой поглаживая клюшку.

— Конечно же, никто не станет заставлять вас преодолевать препятствия, сеньор Фабиан. Вы можете их объезжать.

— В то время как вы будете через них перепрыгивать, — отвечал Фабиан, выдавив улыбку.

— В то время как я буду забивать голы, — расхохотался Костейро.

Александра перестала делать вид, будто прислушивается к перепалке мужчин, и стала делать вид, что снимает фильм.

— Свет! Камера! Мотор! — с жизнерадостным видом воскликнула она, поднимая кинокамеру к спрятанным за очками глазам, и стала наводить объектив сначала на Костейро, затем на Фабиана, а потом снова на аргентинца.

— Я готов! — объявил Костейро, похлопывая перчатками по бриджам. — Но не будем уговаривать сеньора Фабиана принимать участие в съемке нашего фильма.

— Фабиана невозможно заставить что-то сделать, — заметила Александра с той же улыбкой. — Разве только потешив его тщеславие. Но не уговорами. Он слишком горд для этого. — Наведя объектив прямо на Фабиана, она добавила: — Я так и не смогла понять, то ли Фабиан слишком горд, чтобы быть тщеславным, то ли слишком тщеславен, чтобы быть гордым.

— И я готов, — произнес Фабиан пересохшими от волнения губами.

— Тогда начнем, — живо отозвался аргентинец.

Сняв шлем с головы Александры, он надел его на свою, поправил ремешок на подбородке, затем натянул перчатки. Достав из автомобиля контейнер с мячами для игры в поло, протянул его молодой женщине. — После того как мы проедемся по полю, чтобы ознакомиться с препятствиями, Александра бросит нам мяч, — объявил он.

Достав из контейнера мяч, она принялась весело подбрасывать его. Предстоящее зрелище волновало ее.

— Сначала мяч для игроков, затем поцелуй для победителя, — сказала она. — А может быть, нужно сначала поцеловать проигравшего? — Сняв солнечные очки, она спросила Фабиана: — Что ты на это скажешь? — Александра посмотрела на него в упор, но даже теперь он не смог разглядеть выражения ее глаз.

— Думаю, это зависит от желания того, кто целует, — ответил Фабиан.

Резко отвернувшись от Александры и аргентинца, он направился к своим лошадям. Заметив, как последние капли росы высыхают на его начищенных до блеска сапогах, он понял, сколь равнодушен к исцеляющему теплу солнца.

Резвая и Ласточка, привязанные к коновязи, стояли смирные и покорные. У каждой лошади Фабиан быстро ослабил мартингал — кожаный ремень, проходящий от мундштука между передними ногами, затем вокруг подпруги. Он также снял нахрапник, который используется для того, чтобы помешать лошади вскидывать голову, протестуя против давления на мундштук.

Для первого состязания с Костейро Фабиан решил использовать Резвую, хотя лошадь шарахнулась от него, едва он взял в руки поводья, и заржала, со страхом вспомнив дорогу к полю. Затем выбрал короткую легкую клюшку с гибким стержнем, идеально подходящую для ударов «с фокусом».

Вскочив в седло, он легким галопом поскакал к середине поля, радуясь мирному состоянию духа и с удовольствием разглядывая свежие пятна краски на препятствиях. Объезжая вместе с лошадью препятствия, определял их высоту и ширину, расстояние между ними, количество двойных шагов, которые должна сделать лошадь перед каждым прыжком. Он мысленно представлял себе картину, которая может вскоре стать реальностью: столкновение с Костейро, удары лошадей и клюшек о барьеры, падения, ушибы, борьба за мяч, лежащий между препятствиями или закатившийся под них.