— Как командир я не даю тебе разрешения, Тиаль. Ты поведешь отряд за мной.

— Лорд, демоны — это не та нежить, от которой ты, по слухам, заговорен, — тихо ответила теург. — Мы не можем позволить тебе рисковать в одиночку.

— Не уверен, что впереди — демон. Кроме того, молчание стаи значило только одно: волки сразу обрели нового вожака, и тот приказал им выследить убийцу прежнего. Где-то поблизости — еще один оборотень, и неизвестно, как он поведет себя после такого зрелища.

— Это земли диких кланов, лорд. Не думаю, что тебе там обрадуются.

— Вот и проверим их гостеприимство.

И тут Тинира его удивила. Опустившись на колени, она погладила чуть оскаленную, словно улыбающуюся, морду самого крупного волка, а потом запустила пальцы в густую шерсть на загривке, как будто пыталась поднять мертвого зверя.

— Они не мучились, — сдавленно сказала лучница. — Все умерли быстро и без ненависти. Я могу уважать того, кто взял их жизни так… безупречно.

Сонил солидно кивнул:

— Да уж, впечатляет. Даже крови немного.

Лорд ссадил с единорога пророчицу, сменил ее в седле и приказал остальным следовать за ним походным шагом, а сам пустился по горячему следу Алкинора — быстро, но так, чтобы не упускать след. И все равно потерял. Просто не заметил, когда он оборвался.

Вернулся, вновь нашел след — такой же горячий — и, спешившись, повел единорога под уздцы. И снова потерял, как будто Алкинор провалился сквозь землю на краю большой поляны с обломанными у тропы ветками. Лорд опустился на колени и по затухающей магии понял, что след продолжается под листьями. Меч лежал, очень глубоко зарывшись в их толстый слой, словно его швырнули издалека, и он вошел по косой.

— Хотел бы я знать, что здесь произошло, — покачал головой Даагон, оглядывая поляну. — Вот только спросить не у кого…

Забыв о благородных регалиях, благо никто не видит, он почти ползком обшарил поляну и опушку, вычисляя траекторию полета меча. «Да, из меня вышел бы неплохой следопыт», — с удовлетворением отметил лорд, обнаружив, что демон тут все-таки побывал, — в одном месте чувствовался запах гари, а листва вокруг него пожухла. Именно отсюда и был брошен меч, пролетевший через всю поляну. Но перед этим демон подобрал Алкинор в другом месте — там, где обломаны ветки, — и зачем-то долго — хотя и меньше, чем сейчас Даагон, — рыскал с мечом по кругу.

И вот там-то, где меч лежал сначала, лорд и нашел пепельные остатки, от которых пахнуло странной, незнакомой силой с легкой примесью магии нежити, — такой же, какой был уничтожен волк-оборотень. Втоптанная демоном полоса пепла напоминала змею. Может быть, это все, что осталось от неизвестного, ночевавшего в древесных ветвях посреди волчьего круга?

— Как же ты выглядело, порождение Мортис? — наморщил лорд лоб. — И не слишком ли ты было тощее?

Но иных следов схватки, каких можно ожидать, если в ней участвует демон, не наблюдалось. Тогда в кого был брошен меч и почему его не подобрали? «Поймать и допросить», — мрачно усмехнулся лорд.

Что ж, этот след кончился и ни к кому не привел.

Даагон возвращался к отряду с Алкинором, решив, что на этот раз не отдаст его Энраху. Раз клинок был брошен его последним владельцем, то теперь он вполне законная добыча того, кто его нашел.

«Или в последнего владельца, — хмыкнул лорд. — Как знать, не преследовал ли демон неизвестного меченосца, так же, как и я? Но когда некто, прячущийся на деревьях, обзавелся этим мечом?»

Единорог с удивлением скосил глаз, когда Даагон, остановив его посреди леса, хлопнул себя по лбу:

— Вот бестолочь! Мог бы давно догадаться. Кто еще, кроме эльфа, может идти пешком так же быстро, точнее, так же медленно, как эльф? Кто еще может стать друидом Древа, как не темный эльф? И шел он от храма Солониэль в Запретной роще. Хотел бы я посмотреть на такого мага… издали. Знаешь, Росинфин, что-то мне расхотелось с ним встречаться.

Единорог фыркнул, почти заглушив насмешливый женский голос:

— Тебе не придется встречаться больше ни с кем, кроме моей стрелы, проклятый лорд!

* * *

Сначала Лиэн решил: утро началось неудачно. Потом оказалось — это, наоборот, неудачи начались с утра, ибо они продолжились и после того, как охотник, едва стряхнувший оцепенение снившихся ему кошмаров, вырвался из волчьего круга.

Вспоминать о бойне он не мог: начинало подташнивать. Ничего достойного в ней не было. Звери чуяли его, кидались, но он-то убивал их, оставаясь под пологом невидимости, и резня была бесчестной.

Лицо горело еще долго после того, как Лиэн, кое-как обтерев руки и очистив склизкий от крови нож, сжег оскверненные листья заклинанием, развеял пепел и только тогда вырвал рогатину из корней приютившего его дерева, снимая полог. Подняв с мокрой земли меч, шипевший от пролитой на него звериной крови, он разомкнул круг смерти.

Убедившись, что все глаза, видевшие его истинное лицо, остекленели, охотник выбрался из ловушки. Выбрался невредимым, и все же рана была.

Когда он завершил смертный круг, когда убил последнюю жертву — в душе будто треснуло, надорвалось что-то важное, защищавшее его прежде, как полог невидимости. И в бреши заворочалось нечто чудовищное. Нечто такое, что насытилось отнятыми жизнями, выросло и багрово затлело, как гнилушки на теле черной статуи богини.

Лиэн ужаснулся самому себе. Что же он наделал?

Шатаясь, охотник углубился в лес Засохшая волчья кровь покрывала его мерзкой коркой, и он выискивал какой-нибудь родник или овраг с накопившейся на дне влагой, чтобы очиститься. На краю большой поляны Лиэн опустился на колени, отложив меч и посох и вслушиваясь в лес: откуда донесется журчанье ключа или плеск воды? Но услышал совсем иное: по его следу кто-то шел.

Оглянувшись, эльф опустил руку на рогатину, и от легкого прикосновения она вдруг рассыпалась золой прогоревшего дотла дерева. Меч, лежавший рядом, полыхал, словно струя лавы.

В глазах юноши померкло. «Береги посох как зеницу ока!» Не уберег.

Лиэн почувствовал себя голым младенцем — только что родившимся, еще не сделавшим первый вздох, — такая боль возникла в груди. Это ширилась возникшая брешь, и таившееся глубоко внутри нечто — ненасытный сосущий мрак — впилось в сущность эльфа, беззащитного перед ним, словно в ночь своего рождения.

Сзади приближались тяжелые шаги — такие звуки мог издавать только монстр Бетрезена. Если Лиэн вступит с ним в схватку без посоха, то выдаст себя, не удержит.

«И больше никогда не будет боли…»

Охотник, выхватив так и не омытый, как подобает, костяной нож, скользнул в сторону, к высокому древнему вязу. Скорее, встать спиной к стволу, слегка оцарапав острием ладонь, прижать ее к шершавой коре. Теперь слова:

— Нас питает одна земля, мы дышим одним дыханием жизни, в нас течет один огонь творения Галлеана, укрой меня!