Его пальцы скользнули глубже, и любые следы бунта рухнули. Каро прильнула к нему, словно чтобы удержать. Ее сердце галопировало, она задыхалась.

Это было шокирующе. Греховно.

– Вы хотите, чтобы я остановился?

Каро только сейчас сообразила, что Грандистон замер и озадаченно смотрит на нее. Но его рука все еще лежала между ее бедрами, его пальцы все еще обладали ею. Но так мягко, так нежно.

Так сладко, порождая и одновременно успокаивая интенсивную боль.

– Да или нет? – Пальцы закружились, и Каро вздохнула, теряя способность говорить.

Она хныкнула, но это был не протест, и он знал это. Он двинулся глубже. Ее внутренние мышцы сжались с голодным трепетом.

– О Боже! О Господи! – выдохнула она.

Он улыбнулся – улыбкой дьявола, улыбкой ангела, улыбкой уверенного в себе соблазнителя – и поцеловал ее шею – такую чувствительную! – и шрам под ухом.

Его губы скользнули к вырезу жакета, лаская кожу над грудью, а его пальцы все кружились и кружились между бедер, и Каро дрожала и таяла.

Потом он двинулся глубже, и ее бедра распахнулись шире, поощряя его. Его рука задвигалась решительнее и быстрее. Закрыв глаза, Каро с криками и безумно бьющимся сердцем погрузилась в темный жаркий водоворот. Волны наслаждения захлестывали ее все сильнее, а потом оборвались, разрывая ее на части.

Она обмякла, осознавая все еще пульсирующую дрожь наслаждения, жар и испарину. И его рука была все еще там, между ее бедрами.

– Если бы мы немного разделись, милая леди, то могли бы взлететь до еще больших высот.

Каро открыла глаза и заморгала, пытаясь постичь смысл его слов. Какая-то отдаленная, слабая часть ее сознания пыталась восстановить здравомыслие и благопристойность.

Его пальцы двинулись снова, заглушая подобные мысли. Теперь она была всецело во власти чувств.

– Я не думаю…

– Прекрасная идея, – сказал он, занявшись застежкой ее жакета.

Она сжала его руку.

– Доверьтесь мне, милая, вам понравится то, что я могу сделать с вашей грудью.

– С грудью? – Каро, как никогда прежде, вдруг ощутила свою грудь, ее полноту, жар, покалывающие соски. От желания испытать, что он может сделать?

– Ваш муж хороший любовник? – Грандистон расстегнул на ее жакете первый крючок снизу. – Позвольте мне показать вам блеск и восхищение.

Второй крючок расстегнут.

– Я по крайней мере должна знать ваше имя, – без задних мыслей выговорила она.

– Грандистон.

Еще крючок.

– Имя. – Она сжала его руку.

– Не понимаю, зачем это вам, но меня зовут Кристиан. – Он высвободил руку.

– Правда?

– Если оно слишком святое для этого момента, зовите меня Язычником.

Каро толкнула его.

– Я требую правду.

Он рассмеялся, великолепный, расхристанный, с голой шеей. Когда она успела распустить его галстук?

– Зачем? – спросил он.

– Что зачем? – сказала она в ответ, не представляя, о чем они говорят.

– К чему эта одержимость правдой? Но если вы так ее хотите, вы ее получите. Меня крестили именем Кристиан, но иногда я называюсь Язычником. А ваше имя действительно Кэтрин?

Каро была столь одурманена, что едва не проговорилась, но вовремя спохватилась.

– Да.

– Кто-нибудь зовет вас Кэт?

Она хотела быть Кэт.

– Да.

Его улыбка стала лукавой.

– Вы царапаетесь? Мне бы это понравилось. – Он сдвинул с ее плеч жакет. Когда он его расстегнул?

– Вы бессовестный! – запротестовала она, но позволила ему спустить жакет с безвольных рук, хотя это открывало ее корсет и сорочку.

Одну из ее самых простых сорочек.

Почему она не надела отделанную кружевом?

– У язычников нет совести. Во всяком случае, так нам говорят священники. – Он бросил жакет на пол. – Все они блудники. Даже людоеды. – Его взгляд опустился ниже. – Вы действительно выглядите очень аппетитной, Кэт.

Глянув вниз, Каро увидела, что ее полная грудь поднимается над корсетом. Повернув ее лицом к стене, Грандистон занялся шнуровкой.

– Ваши формы восхитительны. – Он стремительно провел рукой вниз по ее боку, бедру, сжал ягодицу.

– Сэр! – задохнулась она.

– Если вы чувствуете необходимость протестовать, – со смехом сказал он, – не лучше ли использовать имя?

– Кристиан? Более нехристианскую вещь трудно вообразить!

– Не глупите.

Он снова поднял глаза, улыбнулся ей, потом наклонился и проложил дорожку легких поцелуев по ее шее и спине. Как она могла не знать, что ее спина так удивительно чувствительна?

Каро выгнулась, шумно дыша, но все-таки ухитрилась слабо запротестовать:

– Сейчас белый день.

– Вы слишком много думаете.

Взяв за талию, он поднял ее. Прежде чем Каро успела возразить или запаниковать, он положил ногу на скамью перед туалетным столиком и усадил ее спиной к себе.

– Что вы делаете? – задыхаясь, сказала Каро его отражению в зеркале, встревоженная и возбужденная твердым давлением в особенно чувствительном месте.

Она шевельнулась, но стало только хуже.

– Отвлекаю вас, заканчивая ваше возвращение к природе. Наклонитесь вперед.

Когда она уставилась на его отражение, он оторвал ее руки от корсета и положил ладонями на столик, его тело все сильнее давило на нее снизу, не позволяя сбежать.

– Ангелы милосердные! – Задохнувшись, Каро закрыла глаза. Но стало еще хуже.

Она снова посмотрела на его отражение:

– Вы слишком умелый!

– Вы жалуетесь?

– Это грешно!

– Это язычество, и это удовольствие. – Он чуть шевельнул бедром, чтобы ее логика испарилась. – Языческие удовольствия. Зачем отказывать себе в них?

Каро не могла найти ответа.

Грандистон выпрямился. Он положил руки на ее прикрытую сорочкой грудь. Большие пальцы задели твердые соски, и Каро тряхнуло. Она и представить себе не могла, что такое возможно.

Каро застонала от сладкой муки. Как же она не знала, что такое возможно?

Он подался вперед и коснулся ее сосков. На миг Каро напряглась, но потом сладкая волна прошила ее до потаенного места, вызвав отчаянное желание.

Грандистон коснулся зубами ее плеча. Это прикосновение окончательно довершило ее капитуляцию.

Не успела она прийти в себя, как он поднял ее и положил на кровать. С жаркими, все еще улыбающимися глазами он снова взял в плен ее губы, проникая вглубь, приказывая сдаться.