Его тоже не привлекали ни отцовские обязанности, ни нищета. Он вспоминал, как однажды зашел в двухкомнатную квартиру Джона Вейна, в эту самую настоящую «крысиную нору», столкнулся там с чем-то совершенно несуразным, что было женой его коллеги, и поклялся самому себе, что никогда, никогда в жизни не опустится так низко. По сути самоубийство его старого приятеля было не таким уж неожиданным. Великие принципы, если и открывали перед тем, кто их исповедовал, двери администрации, контролируемой неподкупными и кристально честными легионерами, тем не менее не способствовали росту банковских счетов и не тешили воображение.

Никто не пришел на похороны Джона Вейна. Церковь отказалась хоронить его по-христиански, как и любого самоубийцу. Возможно, его тело передали в крематорий, а прах где-то развеяли. В отделе ограничились лишь тем, что направили вдове письмо с соболезнованиями.

– Садитесь.

Он пытался понять, зачем Принцип его вызвал. Босс был человеком скорее элегантным, он тщательно зачесывал назад седеющие волосы, на нем был блестящий серый галстук, сшитый на заказ жемчужно-серый костюм из дорогой ткани. Все это никак не вязалось с его скромным должностным уровнем и зарплатой. Даже если допустить, что он получал в три раза больше, чем низший по чину помощник легионеров, этого все равно бы не хватило на одежду и обувь такого качества и тем более на сигары, которые он не вынимал изо рта и которыми провоняли все помещения в отделе. Господин начальник принципата тоже не брезговал дополнительными заработками.

– Мне сказали, что вы были одним из тех, кто много работал вместе с Гарро.

Гарро? Наверно, у него какой-то провал в памяти. При этом имени в сознании не всплыло ни чье-нибудь лицо, ни какое-нибудь воспоминание.

– Нам всем будет не хватать дорогого Джона Вейна.

Ах вон что, Джона Вейна на самом деле звали Гарро. Что ж, впервые слышу это имя, очень рад. Коротких рукопожатий, обрывочных фраз и нескольких телефонных звонков хватило, чтобы они с Джоном стали своего рода сообщниками. Старший мог бы служить образцом для подражания младшему, если бы тот верил в искупительную миссию легиона.

– Ему была поручена тонкая работа, и я подумал, что вы, его, так сказать, духовный сын, могли бы подхватить эстафету.

Он сдержался и не сказал, что духовный сын уже давным-давно убил своего отца.

– Тонкая работа, говорите?

– Кое-кто на самом верху недоволен поведением некоторых наших начальников.

– Кое кто?

Принцип пригладил ладонью напомаженные волосы. Все подчиненные знали, что этот жест выдавал раздражение босса.

– Это неважно. Им нужны показательные разоблачения, и я получил приказ. Следует сплести широкую сеть, в которую попадется большая, очень большая рыба.

Эге, да ведь все эти большие рыбы запросто могли быть опутаны паутиной его связей или знать кого-то, кто… И шансы, что так или иначе разразится скандал, были очень велики. Он не выносил скандалов, а уж Фелиси их тем более не стерпела бы. Она на триста процентов одобряла принятое в Европе решение расстреливать всех грабителей, потому что, говорила она с апломбом, они оскверняют наши города, размножаются как крысы (она явно не любила грызунов), они давали превратное представление о нашей Европе, они умаляли величие нашей христианской веры. Однажды телерепортеры отправились вместе с легионерами на спецакцию и засняли их сражение с «подонками». Вид изрешеченных пулями или сгоревших тел на экране вызвал странную реакцию у Фелиси: она не просто припала к телевизору – она брызгала слюной, едва сдерживала радость. Для нее изувеченные трупы были не неприятным последствием войны, а жертвенными агнцами, пролившими искупительную, очистительную кровь.

– У вас, наверно, есть более опытные, чем я, инсп… помощники, чтобы вести такого рода дела.

– Возможно. Но нет тех, кто был бы вхож в такие круги, как вы.

– Джон Вейн вовсе не был в них вхож. Что не помешало вам доверить ему эту работу.

Принцип оперся руками о стол и посмотрел на собеседника.

– У него были другие достоинства, например, опыт и выдержка. Но я сейчас, старина, не спрашиваю вашего мнения, я даю вам приказ. Гарро установил контакт с неким Жозефом, мелким содержателем притона. Этот тип поможет нам разнюхать побольше, будет наводчиком. На него можно рассчитывать: мы его держим за…

Принцип помолчал, стрельнул глазами по углам кабинета. Ни дать, ни взять – птички в клетке. Каждый раз, собираясь употребить крепкое словцо, он одинаково изображал замешательство, одинаково оглядывался.

– … яйца. Когда он точно скажет, какого числа состоится следующий… сеанс, мы устроим облаву.

– Следующий сеанс?

– Это такие закрытые вечеринки – только для посвященных, где приглашенные мучают, насилуют и приносят в жертву детей. Нет-нет, не европейцев, это дети-магрибинцы или африканцы, маленькие мусульмане, купленные в лагерях. Пока что у нас имеются лишь подозрения на сей счет, и нам поручено, а теперь – вам поручено – получить доказательства.

– Кое-кто наверху озабочен судьбой исламских выродков?

– Кое-кто старается хотя бы отчасти восстановить нравственность в Европе.

– А если я откажусь от вашего предложения?

Губы Принципа расплылись в тонкой, как лезвие ножа, улыбке.

– Мы с вами – члены легиона, а в легионе не отказываются от приказа старшего. Вы, конечно, вольны заметить, что приказ можно выполнить намеренно плохо, что равносильно самому настоящему неподчинению. На это я отвечу, что лучше не начинать эту игру. Я бы предпочел поговорить с вами о том, что называется последним шансом. Не вынуждайте нас извлекать на свет папки, в которых собраны данные о темных делишках, – коррупции, растрате общественных денег, лжесвидетельствах. За все эти обвинения если, конечно, они окажутся обоснованными, можно получить от двадцати до тридцати лет заключения. От двадцати до тридцати лет в одной клетке с дикими зверями.

Он старался не перемениться в лице, но внутри уже похолодел от ужаса. Босс был хорошо осведомлен о его махинациях, спекуляциях и связях, его он тоже держал за яйца, решив превратить в основную пешку, в эдакого троянского коня, заставить атаковать королев, ладей и слонов на их хорошо укрепленных полях. Возможно, что ему удастся съесть некоторых из них, но рано или поздно его самого тоже уберут из игры. Боссу было на это плевать: он будет менять коней, пока не очистит все конюшни. В дыму сигар господин начальник принципата воображал себя новым Каспаровым; но и ему суждено однажды проиграть, и он будет побежден и искромсан на куски.

Глотай горькую пилюлю не поморщившись, советует поговорка… Он прочистил горло.

– Так что такое этот Жозеф?…

Удовлетворенный босс улыбнулся ему своей омерзительной улыбочкой.

Он вернулся в свой трехэтажный особняк стоимостью в восемьсот тысяч евро около восьми. Фелиси набросилась на него, не дав даже присесть и, как обычно, промочить горло спиртным.