Джейк сощурил глаза.

– Еще рано ехать в аэропорт. Почему бы нам до твоего отлета не сходить куда-нибудь?

– Перестань! – ее голос повысился до крика. – Я не хочу, понимаешь ты это или нет?

– Я всего лишь беспокоюсь о тебе. Ты и так много работаешь.

– Ну и что? Я всю жизнь только и делаю, что работаю, поэтому не стоит волноваться по таким пустякам, – не скрывая сарказма, сказала Эмма. – Я должна закончить иллюстрации для Маргарет. И Макс уже давно ждет полугодового отчета. Я не могу больше с ним тянуть.

– Если Макс скажет тебе «прыгай», ты ведь прыгнешь, верно? – На скулах Джейка заходили желваки. – Ты уже давно взрослая, а все никак не можешь научиться ставить свои личные желания выше, желаний других, когда это необходимо. Почему бы хоть раз в жизни не сделать то, что хочется тебе, а не то, что нужно другим? Возьмем, например, твои картины. Что значит «я рисую для себя»? Ты закрываешься этими словами, словно прячешься от чего-то. Или кого-то. Может, я и впрямь поспешил с выводами. Настоящий художник не может быть трусом.

Эмма не могла больше этого выносить. Его слова были как нож в сердце, потому что это было правдой.

– Кто ты такой, чтобы судить! – выкрикнула она. – Между нами все кончено, ясно? Конец. Я уезжаю немедленно.

После ее слов настала оглушительная тишина.

– Вот как, – наконец ровно произнес Джейк. – Хорошо, я вызову такси.

Самолет благополучно приземлился, и только тогда Эмма вспомнила, что так и не спросила, когда Джейк возвращается. Хотя какая теперь разница? Выходные, которых она ждала с таким нетерпением, обернулись настоящей катастрофой.

Чтобы забыть о сверлящей боли в сердце, Эмма взялась заканчивать иллюстрации. Ночь прошла за работой. Наутро Эмма была совсем без сил, и ей безумно хотелось спать. Однако был и плюс: от бессонной ночи и переживаний накануне она настолько отупела, что почти не чувствовала боли.

Она положила иллюстрации в конверт и, повинуясь какому-то порыву, сняла две картины и аккуратно их упаковала. В восемь утра за ними приехал курьер. Дороги назад не было.

Вечером Эмма, едва стоя на ногах, вернулась домой и сразу завалилась спать. В два часа ночи она встала, морщась, выпила пару чашек крепчайшего кофе, стараясь не думать, что именно такой любит Джейк, и села за отчет.

Утром, когда она вошла к себе в кабинет, зазвонил телефон. Ее пульс подскочил. Кое-как совладав с волнением, Эмма подняла трубку и услышала возбужденный голос Маргарет:

– Эмма, твои иллюстрации просто чудо!

– Здравствуйте, Маргарет.

Слова с трудом шли с языка. В ней теплилась надежда, что, может, звонил Джейк… Вздохнув, Эмма заставила себя вернуться к тому, что говорила Маргарет.

– Спасибо. И за картины тоже. Я просто в восторге. Почему ты об этом мне ни разу не говорила? У тебя талант.

Эмма что-то пробормотала в ответ и попрощалась с Маргарет, уже жалея, что поддалась импульсивному желанию. Позвонил Макс. Он получил ее отчет по электронной почте, и по его голосу было слышно, как он доволен. Эмма откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Маргарет довольна. Макс доволен. Почему бы и ей не быть хотя бы довольной, если уж она не может быть счастливой?

Вечером состоялось собрание у Макса. Несколько раз она ловила на себе его задумчивый взгляд, от которого ей становилось немного не по себе.

Вечером Эмма вернулась домой. Теперь, когда все дела были сделаны, она не знала, чем себя занять. Зашла в студию, но у нее даже не возникло желания взять в руки кисть. Остановившись напротив одной из картин, она стала смотреть на нее так, словно видела ее впервые.

За этим занятием ее застал телефонный звонок от Маргарет.

– Извини, что я так поздно, но у меня для тебя есть потрясающая новость. Как только редактор книги увидел твои картины, которые я принесла с собой, он захотел с тобой познакомиться.

– Зачем? – Сердце забилось чуть сильнее. Маргарет рассмеялась:

– Они хотят объединить твои картины в альбом. К тому же они готовы предложить тебе работу художника.

Эмма задержала дыхание, не веря своим ушам.

– Эмма, ау? Я не слышу тебя. Ты не рада? Она взяла себя в руки.

– Нет-нет, конечно же, рада, но я не могу так сразу. Моя работа…

– Никто не заставляет тебя дать ответ немедленно, – успокоила ее Маргарет. – Я сказала, что поговорю с тобой и возьму с тебя обещание подумать.

– Я обещаю, – вздохнув, сказала Эмма.

– Отлично. На всякий случай я оставила им номер твоего телефона. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Нет.

– Позвони мне, когда решишь, ладно? Я очень-очень за тебя рада.

– Спасибо, – пробормотала Эмма и положила трубку.

Несколько секунд она не двигалась. Затем без сил опустилась на стул, бесцельно перекладывая листы с одного места на другое, ничего не видя вокруг.

Хватит ли у нее сейчас смелости решиться на этот шаг? Заниматься тем, чем ей всегда хотелось, – рисовать? В памяти всплыли слова Джейка. «Настоящий художник не может быть трусом». Эмма горько улыбнулась. Она сама считала так же, поэтому его обвинение так задело ее за живое. Эмма еще раз обвела взглядом свои картины. Решено. Она докажет, прежде всего себе, что она либо художник, либо трусиха. Другого не дано.

Когда на следующее утро перед Максом лег лист бумаги, он подписал его, не глядя.

– Я этого ждал, – просто сказал он.

– Но я же приняла решение только вчера!

– Не знаю, почему я знал, – пожал Макс плечами, – просто я был уверен, что рано или поздно ты уйдешь из компании. Нам и так повезло, что ты работала у нас столько лет. Чем собираешься заняться?

– О чем мечтала всю жизнь.

– Не хочешь поделиться с другом?

– Боюсь сглазить, – откровенно призналась Эмма. – Еще многое предстоит уладить.

– Понял. Тогда удачи тебе. – Он помолчал. – А как Джейк? Я думал, что вы вернетесь из Окленда вместе, но он позвонил и сказал, что дела задержат его дольше, чем он рассчитывал.

– Джейк звонил? – как можно небрежнее спросила Эмма, пытаясь сдержать сердцебиение. – А откуда… – опомнилась она.

– Откуда я знаю, что ты была в Окленде? – Макс слабо улыбнулся. – Случайность. В пятницу я летел в Окленд тем же рейсом.

– Понятно. – Она опустила глаза, не в силах выдержать выражение участия, появившееся на его лице.

Макс кашлянул и зашелестел бумагами.

– Ну что ж. Не забывай нас.

– Разве я могу? – тепло улыбнулась Эмма.