Тем временем «Налим» уже проник в каньон и утюгом пошёл вверх по течению.

– Ну, извини, так вышло. Руками буду отталкиваться, – промолвил он, тяжело дыша.

– Хочешь ещё и руку сломать?

Трубу мы прошли быстро, обратный путь всегда короче. На выходе Пикачёв попробовал дотянуться до шершавого камня, но подогретый после паления в воду инстинкт самосохранения отбрасывал его назад.

– Ща оттолкнёмся, отвечаю! – пообещал он, хватая спиннинг. Я и рта не успел открыть, с выпученными глазами ожидая неизбежного.

Тресь! Бог любит троицу…

– Будь ты проклят, гадский разрушитель! Ты же спиннинг Фомы угробил! – разъярился я, выкручивая ручку газа до упора.

Надоело! Чёрт с ним, винтом, если что, лишь бы выскочить побыстрей.

Проклятье, утки на той стороне не было. Мимо проплывали берега, тянулись километры пути, а птица словно вымерла.

– Говорил я тебе… – шипел напарник.

– Найдём, ты ружьё держи наготове.

Наконец возле песчаной косы мы заметили большую стаю. Пошли тихо. Я специально не стал огибать косу ближним курсом, стараясь не спугнуть птиц раньше времени. С другого боку обойдём, где кусты. При охоте на водоплавающих с лодки это самый выгодный момент – тихий выход «из-за угла». Ещё одна стайка уток, пролетевшая над головами, села где-то за мысом, вот туда мы и… С большой воды лодки не видно, мыс закрывает обзор.

Ещё чуть-чуть ещё…

– Бей! – прошептал я.

Бах! Бах! Ба-бах!

Чёрт, неужели он ни разу не попадёт? Оболтус!

Есть! Подшиб! Одна крупная утка, больше похожая на гуся, свалилась камнем, даже крылом не трепыхнула. Можно считать, что это большая удача – попал-таки! Жиденько, конечно, мог бы и пяток с одного магазина взять, И всё же результат есть!

Можно причалить к песчаному плёсу и разделывать утку по-походному, но возиться не стоит, мост уже близко.

– Осень… Жирка у них наверняка хватает, крупные птички-то, нагулянные, так что будем тушить в малом количестве воды, – алчно размечтался я.

– Видишь её? – обеспокоено закрутил головой бортовой стрелок.

– Да вон она, плавает.

– Тогда подходи медленно, подберу.

И тут судьба наотмашь нанесла рыбакам последний, сокрушительный удар. Нам не хватило какого-то десятка метров. Поверхность воды возле утки вспучилась огромным пузырём, из которого вылезла огромная уродливая башка с толстыми гладкими усищами! Разверзлась широкая пасть.

Хлюп! Честно добытая Спикой утка в один миг улетела в чёрный провал!

– Не-ет! – с рыданием заорал напарник. Он перехватил «ремингтон», выжал спуск. Пуст магазин!

Я с проклятиями бросил румпель и на четвереньках метнулся к автомату, открывая огонь с носа. Очередь за очередью втыкались в реку. Бесполезно! В водной среде пуля очень быстро теряет убойную силу, а сволочной сом-гигант уже скрылся в глубине.

– Всё, достаточно, падла, – устало прошептал я, откидываясь спиной на покачивающийся надувной борт.

– Это точно, – тихо откликнулся Спика. – Похоже, мы с тобой хреновые рыбаки и охотники.

– Мы спасатели, братка. Однако же… – я поднял указательный палец и продолжил, подражая Кретовой: – Так, значит! Плавки на склад не сдаём, снасти в машине возим. При случае повторим, согласен?

– Хорошая была рыбалка, повторим, – согласился напарник, а я вытащил из рюкзака фляжку с разведённым медицинским спиртом и упаковку сухпая. Потому что святой рыбацкий ритуал окончания хорошего мужского дела должен быть завершён именно так.

Непреложное правило.

Когда-то военные люди проводили здесь совещания – штабные, рабочие и чрезвычайные. Может, даже самые настоящие военные советы учиняли. И во главе длинного стола, как мне представляется, восседал майор или даже целый подполковник… Подполковника я видел обманчивым весельчаком, любителем простой солдафонской шутки с ненормативной лексикой и сказителем баек, этаким толстячком, перетянутым портупеей. Нет, если всё-таки майор, которому вечно тормозили присвоение очередного звания, то он был худым, желчным, злолицым и злопамятным.

Теперь же за перекладиной огромной буквы «Т» сидит наш Дед. Он умеет быть строгим и пронзать подчинённого холодным взглядом, как неизвестный мне майор, но умеет вовремя улыбаться и остроумно шутить.

Обычно улыбка у Деда всегда вежливая, но какая-то дежурная, скупая, узкие губы еле заметно поднимаются в углах, словно остальные лицевые мышцы мешают им растянуться. Лицо у главного смуглое, всё в глубоких морщинах, а глазные впадины ещё темнее. Но глаза со светлыми белками ясные, сегодня даже яркие. Совсем не старческие глаза. Рост у Владимира Викторовича средний, он сухощав, голова лысая, с глубокими морщинами на затылке. Несмотря на свой возраст и малоподвижный образ жизни, Казанников силен, ловок и очень вынослив, проверено. Хотя постоянно рассказывает, как ему тяжело подниматься по лестницам. Ага, видел я, на что он способен…

Стол для совещаний – главный атрибут большой комнаты, которая служит штабом, а заодно и рабочим кабинетом Владимира Викторовича. Находится она на первом этаже, видать, предыдущие владельцы помещения тоже не любили подниматься по ступенькам. Не в уровень, так сказать.

Дюжина больших стульев из гнутой трубы с привинченными мягкими сидушками и спинками, двустворчатый одежный шкаф, вешалка-стойка. Со стильным чёрным зонтиком «мечта метросексуала», между прочим. Встроенные полки для книг, небольшой сейф советской работы, толстостенный гранёный графин с водой. На столе – кустарный письменный прибор, собранный из всяких железок.

На отдельной тумбочке расположился штабной узел связи: две мобильные радиостанции, подключенные к выносным антеннам, и три автономно работающих проводных телефона полевой связи с ручками-крутилками. Владимир Викторович с нотками гордости называет их «кремлёвскими вертушками». Вот уж «аналог» так «аналог»! Один телефон соединён с вышками охраны периметра, второй обеспечивает прямую связь с привратниками-дежурными, а заодно и с диспетчерами, которые работают только днём, на ночь периметр надёжно закрывается. Провод третьего аппарата тянется в противоатомный бункер интенданта, В его железобетонное логово радиосигнал не проходит.

За спиной Деда на стене висит чеканка на листе меди – портрет Сталина с трубкой. Это единственная картина в помещении.

Шторы из крашеного в тёмно-коричневый цвет парашютного шёлка. Слева от шефа на стене висит огромная карта Ойкумены – разведанной на текущий момент части Жестянки. Охотники и рыбаки, участники выездных работ и, конечно же, спасатели регулярно дополняют карту новой географической информацией. Не остается без пристального внимания и любая информация, пришедшая со стороны. Она собирается, анализируется, перепроверяется и тоже находит свое место на карте.