братьям из бангладешской народной республики! Гадом будем, если забудем вашу доброту!

При этом он три раза сплюнул через левое плечо и со всего размаха шибанулся лбом о дверной косяк, но по его виду и не угадывалось, что он только что посадил себе шишку.

— Ты чего бьешься? Мозгов не будет…

— И хто тама? — послышалось из-за моей двери.

— Местные, — по привычке крикнул я, забыв, что дома никого нет.

— А-а-а, дызэртыры явились? — все оттуда же спросил голос, но уже мужской.

Я мысленно сплюнул в сторону, вспомнив, что как раз до прихода этих погорельцев, слушал радио и забыл его выключить. Ладно, пусть думают, что у меня и правда девять!

— Что вы говорили вам нужно?

— Так это самое… — развел руками левый мальчуган. — … То, что он сказал! — кивнул он на старшего. — В смысле нам надо то, чего у нас нет, но зато когда дадут, будет все, что мы искали!

«Действительно, левый какой-то. На иностранца чем-то смахивает». Попытавшись сообразить и представить то, чего им не хватает, я осмотрел их всех и сказал:

— Вам что, кулебяк приготовить?

Левый открыл рот так, что туда мог спокойно влезть баклажан и не один.

— Не, нам такое не нужно.

— А может вам подарить что-нибудь из одежды? К примеру, у меня есть потрясающая коллекция от знаменитого кутюрье «Дрань-Перервань». Вы в ней будете щеголять до самого банка в Гладежи…

— Нет-нет, ничего нам рваного не надо, — отпрянул назад правый, видимо самый умный из всей троицы. — Мы «мани» хотим!

— Мани? У меня нет никакой Мани. Вы ошиблись квартирой! У нас только Васи.

— Нам деньги нужны! — не выдержав, закричал средний.

— Ах, деньги! Тьфу ты, е-мое. Так бы сразу и сказали. Вот что я вам скажу — я не сбербанк для таких секьюрити, как вы. Это только «Росно» может попадать камнем в стекло или кулаком в глаз. Тут же вы такой прибыли не откопаете. Какого фикуса здесь шастают бездомные россияне, когда как раз сегодня, в центре, бесплатно раздают американские ваучеры от «МММ-Сити». Я бы сам за ними пошел, да народ у меня — пиво пьем, так что спешите, спешите… До свидания!

Уже входя в квартиру, я подумал: «Что за ахинею я им наговорил? До сих пор, наверное, около двери стоят, обдумывают сказанное». Прислушался.

— Как, оборванцы уже здесь? — спросили по радио.

На площадке послышались удаляющиеся шаги.

— Никак нет, ваше сиятельство! — ответили все там же. — Уже расстреляны.

— Да? А вон те тогда кто?

— Где?

— В окно посмотри!

…

— Не имею чести знать, я…

«Какой только бред по радио гонят. Век бы его не слушать, да иногда приходится, и скажу честно — неплохо помогает».

Заведя будильник на восемь, я вышел на балкон. Солнце медленно опускалось, оставляя после себя лишь багровую часть неба. Тучи разошлись совсем, и все подсказывало на то, что завтра будет чудесная погода.

Мои окна выходили на противоположную от подъезда сторону дома, но большое количество деревьев усложняло обзор. Однако кое-что разглядеть все же было можно: кусочек дороги, по которой время от времени проходили люди, часть крыши подстанции и угол детского садика «Калинка», в который много-много лет назад ходил я, но после двух-трех проведенных там дней резко заявил своим родителям:

— Вы что меня туда засадили? Думаете, там мне будет лучше? Ха и еще раз ха! Да вы хоть можете представить, чем там кормят? Нет? Я тоже не могу, так как нас еще не кормили. Так что забирайте меня оттуда и оставляйте у бабушки, а сами и… работать можете, если других дел у вас конечно нет.

Так я и остался у бабушки до сегодняшнего дня. Хотел было к родителям переметнуться, да у них то нельзя, это нельзя… Здесь же все по-другому: можно все, что захочешь, только в отдельно-серьезных случаях могут и по лбу настучать.

Вздохнув, я посмотрел на бегающих и весело резвящихся малышей у соседнего дома, взглянул на темнеющее небо, по которому туда-сюда за мошками летали стрижи и, зевнув, пошел спать.

«Завтра к одиннадцати! Как бы не забыть, а то мало ли кто что мне под дверь подсыплет. У нас, как всегда, возможно все. Ну, только я узнаю…

Черепушкою шурша

Слезет крыша не спеша!»

День шестой

В назначенное время зазвенел будильник, потом еще один, еще… Выключив эти тарахтелки, я позвонил по ноль-пять — в службу точного времени и мне сообщили:

— Девять часов, пятнадцать ми…

— Точно у кого-то крыша «улетит», но потом, а сейчас…

Перекусив объедками со вчерашнего ужина и тем, что нашлось в холодильнике (колбаса, вареное мясо, яйцо и другие продукты), я наспех вымыл голову и уже через час стоял на остановке.

Тут, вижу, из-за «бугра» Микробная показалась. «Бугор» — это у нас местный бар. Вы только не подумайте, что Оля из него выходила, нет, она просто живет в его стороне. Не знаю право, была она там или нет… ведь каждый день мимо ходит! Такой информацией только Вероника располагает, подруги как-никак, а спрашивать что-либо у этой вспыльчивой девчонки — Боже упаси. Подумаешь, когда-то, «псиную» таблетку принес. Сейчас другие времена.

Доехали настолько медленно, что я перепугался: «Не опоздаем ли?» Что за трамваи пошли? То дверь заклинит, то колесо отвалится, а на полпути какой-то ретивый безбилетник кондуктора из вагона выкинул. Так мы без нее и ехали (а та все за трамваем бежала и руками размахивала), пока, наконец, водитель через две остановки не заметил исчезновения «первого голоса трамвая».

За окном стояла теплая погода, и как я не сразу заметил такие перемены? Видимо, привык к дождливым дням. Сейчас, в отличие от вчерашнего, изменилось практически все: перестал лить дождь, на асфальтах полностью исчезли лужи… Веселые птицы — воробьи, голуби, вороны и галки, обрадовавшиеся лучам солнца, — выбрались из своих укромных мест и теперь вовсю порхали, где вздумается; люди моментально скинули куртки и остались в легких футболках и таких же брюках и трико. «Один я, как идиот, джинсы напялил!» Посмотрел по сторонам. «А, нет, вон еще Микробная в таких же».

В одиннадцать пятнадцать мы подошли к шатру. Я, естественно, впереди. Оля — позади.

Для наших девчонок подходит одно определение: «Как воды в рот набрали!» Ты у них спрашиваешь, спрашиваешь, а они сидят, как Тужуркина, да в окно смотрят. И ты перед ней хоть лоб расшиби, все равно не ответит. Она даже не услышит! Философская задумчивость — это хорошо, но не круглыми же сутками сидеть и