– Так что случилось-то? – не выдержала затянувшегося молчания.

И тут из него полилось. Видать, суеверный он, хоть и отзывчивый. А привиделось ему, будто он Ночку еще в детстве тискал, когда его батька ездил к Агрипине на подработку. У той тогда корова была, но она заготовкой сена сама не занималась, пользовалась наемной силой, ну и дров наколоть заодно, сарай, что во дворе стоит, оказывается, тоже Васин отец сколотил когда-то. И так вышло, что батька и сына с собой таскал, чтоб тот под присмотром был да подсобил чем может.

– Но чаще толку от меня не было, и я просто во дворе с кошкой играл, – продолжает рассказ гость. – Валерия, – он взглянул на меня. – Жизнью своей клянусь – это та же кошка! Я ж ее вдоль и поперек тогда изучил и из тысяч отличил бы. У нее справа третий усик белый, а слева средняя бровинка, а на правом ушке шрам. Помнится, еще Агрипина говорила, что этой любопытной мордахе ушко дверью прищемило когда-то. А еще… еще на пузике, чуть ближе к левой задней лапке длинненькое такое затвердение на коже нащупывалось. Тоже шрам. Она откуда-то упала и распоролась. Рана затянулась, и через шубу ее не видать, а на ощупь… Я сейчас не проверял. Но… она это. Как есть – она! Как такое возможно? Ноча же… Так ту кошку звали, она ж уже тогда взрослой была, а с той поры больше сорока лет прошло!

Слушаю его и тихо так шалею. Все приметы налицо. Вот только насчет пузика не скажу. Или не трогала, или внимания просто-напросто не обратила. Тьфу ты! Вот и о чем думаю? Самое долгое кошка лет двадцать прожить может, ну двадцать пять, но не сорок же с лишним!

Чем больше о своем наследии узнаю, тем… в общем, как там говорила Алиса? Все страньше и страньше? Или чудесатие и чудесатие? Не важно! Смысл-то один, как ни крути. Вот и у меня так, даже страшно уже узнавать, что ж там с наследством. По бумагам ничего не понятно, ну счет ладно, а в банковской ячейке что найду?

Вроде понимаю – бред это, попутал Василий. Наверняка эта Ночка прапраправнучка той. Ну похожа внешне – бывает. А с ушком беда, так это у многих кошариков случается, они ведь и вправду любопытные. И вообще за сорок лет он и попутать что-то мог. Все это я прекрасно понимаю, но руки так и чешутся выйти на улицу да пузико у Ночки прощупать. Ведь и так уже замечала, что зверье у меня на удивление умное. Ворон судя по частичной седине – старый уже, а значит, ума успел набраться, живя постоянно рядом с человеком, речь начал понимать, а кошка?

– Не веришь, – вздохнул Василий. – Я б вот тоже не поверил, но вижу же… Хотя и не понимаю.

– Да уж, трудновато поверить, что со мной живет кошка, которой больше сорока лет, а ведет она себя как молоденькая кошечка, – ответила я и постаралась сменить тему: – А за стеклом тоже в район ехать придется?

– Нет, зачем? – вполне искренне удивился гость. – У нас в магазине, когда окна меняли, я старые рамы вместе со стеклами себе забрал, думал парник соорудить. Да руки так и не дошли. И видишь – не случайно это. Тебе сгодятся. Они большие, вырежу по размеру. Стеклорез у меня есть.

– Спасибо, – улыбнулась я и стала собирать посуду со стола.

Вскоре мы уже въезжали в Васину деревню. Теперь пришел его черед меня потчевать.

– Ты заходи, заходи, – топчась на пороге, помахал мне рукой хозяин. – Чай у тебя знатный был, у меня такого нет, но от молочка-то думаю не откажешься? Мне вон Танька… соседка, – как-то смущенно прибавил мужик, – пирожков принесла.

Вошла я в дом и аж поежилась – на улице жара, а тут одновременно душно и как-то зябковато. Незаметно, стараясь не смущать хозяина, оглянулась по сторонам. Ясно, в чем дело – дом-то добротный, из толстого бревна, плюс простенки, а окна, как и у Агрипины были, – зимними рамами законопачены. Вот сюда ни воздух, ни тепло и не попадает. А еще сразу видно – один живет. Вроде по местам все лежит, и мусора нигде нет или грязи, но и уюта тоже нет. Обычно, когда женщина в доме, что-то обязательно выдает ее присутствие: цветы ли в горшочках, скатерки ли, картинки на стенах. А тут все как-то сугубо функционально: стол без скатерти, два табурета, древний сервант, буфет немногим новее, лавка возле печи, и совершенно не вписывающийся в общую картину довольно большой плоский телевизор… Хм… Интересно, а здесь вообще какие-нибудь каналы ловит? Хотя… глупый вопрос, не для красоты же он здесь стоит.

– Включить? – спрашивает, улыбаясь.

– Ага, – улыбнулась ему в ответ. – У бабушки нет телевизора, – поясняю. – Соскучилась уже.

– Так она там особняком живет, вот и нету потому. Кондрат вон тоже рядом с ней, но с людьми больше общается, так у него и телевизор, и телефон, и даже Интернет есть.

– Что?! – вылупилась на него я. – Тут? Интернет? Да я с телефоном всю округу, как с миноискателем, облазила в попытке связь поймать.

– Так если на улице ловить, и не поймаешь. У нас вышки-то все далеко. Но в каждом доме спутниковая тарелка. Она как усилитель сигнала используется. Вот, – он показал на идущий откуда-то сверху провод и небольшое приспособление на его конце, – если рядом с этой штукой мобильный держать – сигнал будет. И в Интернет также выходят через эти… как их там… плошки… флошки…

– Флешки, – подсказала я, и Василий кивнул, соглашаясь.

– Ну да, через них. Заболтал я тебя. На тебе пульт. Думаю, разберешься. И давай пироги ешь, молоко пей, а я пойду стекло вырежу.

Каналов оказалось не так чтоб много, и интересного по ним в это время ничего не шло. Новости слушать не хотелось, одна лишь заставка с каким-то пожарищем напрочь отбила желание слушать, о чем будут говорить. По другому шла очередная серия какого-то отечественного сериала о криминальном мире. В общем, полистала каналы да и выключила телевизор. А вот пироги оказались вкусню-ю-ющие! С зеленым луком и яйцом. Было их много, поэтому я решила не скромничать. Натрескалась до отвала. Запивала все это холодным молоком. И, да – замерзла так, что кажется сейчас из-за печи выйдет Дед Мороз и спросит: «Холодно ли тебе девица…» В общем, смылась я на улицу, под солнышко – оттаивать.

Василий к тому времени уже почти заканчивал, а я грелась и глазела по сторонам. И только теперь заметила, что на каждом доме висит спутниковая тарелка, только все они с противоположной стороны от дороги.

– Вышка в той стороне, – заметил мой задумчивый взгляд Василий. – Ну, готово. Сейчас штапик найду, где-то на чердаке валялся… Гвоздики мелкие еще…

Собственно, ничего интересного больше не произошло. Вставил он стекло, дала ему пятьсот рублей и отвезла домой. А вечером решила воздержаться от экспериментов и на этот раз по-человечески выспаться, поэтому на ночь выпила бабкиного отвара. Ах да! Хотела Ночку потискать с целью поиска шрама на пузике, но та, как назло, впервые за все время моего присутствия в этом доме ударилась в загул.

Утро выдалось ранним, и вовсе не потому, что я выспалась, вставать совершенно не хотелось, но откуда-то с улицы доносился трудно различимый шум, и это напрягало: кто там? Я уже привыкла жить в уединении. Недовольно бурча ругательства, вышла из дома и…