Но не было в мире силы, которая теперь заставила бы его кому-либо служить.

– Мне и правда не нужен телохранитель, – подала голос Каэ, сидя в глубоком и удобном кресле. – Особенно если он будет врываться в комнату не здороваясь и разочарованно смотреть на меня, будто ожидал увидеть здесь по меньшей мере три-четыре ряда аккаронской ярмарки. Джангарай сказал, что придет вместе со своим другом. Друг Джангарая – желанный гость в этом доме, вот мы и ждали двух желанных гостей. Поэтому если мы вас так страшно разочаровали, то не смею больше задерживать...

Бордонкай засопел, пытаясь рассердиться и уйти. Но он понимал, что права эта странная девушка (или женщина? кто их разберет?) и повел он себя не лучшим образом – как грубый солдафон, а не рыцарь ордена Гельмольда.

– Прошу прощения, госпожа. Я рад вас приветствовать, – наконец пробормотал он.

– Милости просим, – церемонно сказала Каэ, приглашая обоих войти.

Утвердившись на прочном сундуке, который вызывал у него больше доверия, нежели хлипкие стулья и кресла, рассчитанные на обычных людей, Бордонкай решил сразу покончить со всеми неясностями.

– Мой друг – хитрый ингевон, и этим все сказано. Всю дорогу он называл вас «человеком», благородная госпожа, что сразу же насторожило меня. Ибо если Джангарай не произносит слово «он», то естественно подразумевается «она».

Глядя на оторопевшего Джангарая, Каэ весело рассмеялась. Бордонкай мог быть кем угодно, но отнюдь не глупцом.

– Так вот, он утверждал, что готов сопровождать вас хоть на край света. Правда, где этот самый край, наш заговорщик даже словом не обмолвился. Но это не очень важно. Меня интересует главное: справедливое ли дело вы затеяли?

И исполин замолчал, жадно вслушиваясь. Ему необходим был точный ответ.

– Нет, Бордонкай, – внезапно сказала Каэ после довольно долгого раздумья. – Никто на свете, кроме тебя самого, не имеет права решать, покажется ли тебе это дело благородным и справедливым. Это вопрос чести – я дала слово человеку, который погиб из-за меня, дойти до определенного места, разыскать другого человека и задать ему несколько вопросов. Это оказалось более чем опасно – боги Варда, во всяком случае часть их, будут против меня. Но я намерена либо выполнить , свой долг, либо умереть. А вот решать вместо тебя, справедливо ли я поступаю, – такого права у меня нет. Ни :у меня, ни у любого другого – человека ли, бога. Если хочешь, выслушай мою историю и сделай выбор.

– Далеко ли тебе ехать? – задал вопрос Бордонкай.

– В ал-Ахкаф. И там скоро должна начаться война.

– Да, – кивнул исполин. – О войне я уже наслышан.

– Так ты хочешь выслушать всю историю?

Бордонкай некоторое время молча смотрел на нее, и Каэтана решила, что он раздумывает и колеблется. Поэтому поторопилась сказать:

– Пока ты не знаешь подробностей, ты остаешься в стороне.

В комнате воцарилась тишина. Было слышно, как мухи бестолково тычутся в оконное стекло. А снаружи – ночные бабочки стремятся к свету. Окно было закрыто, чтобы нельзя было подслушать с улицы. По этой же причине Джангарай время от времени выглядывал на лестницу. И в этой каменной тишине отчетливо прозвучал голос Бордонкая:

– Рассказывай свою историю.

И Каэтана заговорила. Она рассказала воину все, что знала, – коротко, подробно и ясно.

– Мне трудно решить, – сказал воин, когда она остановилась и перевела дух. – Если ты не знаешь, зачем едешь, то как же определить, справедливо ли твое дело? Но помочь тебе встретиться с мудрецом Тешубом – дело доброе, я думаю.

Альв ухмыльнулся, слыша, как медленно, но уверенно никому не известный Тешуб переходит в разряд мудрецов.

– Если ты согласна, то я поеду с тобой, – сказал гигант на прощание.

Следующий день был проведен в сплошных хлопотах. Для начала друзья отправились выбирать себе коней – что оказалось делом непростым, хотя и крайне приятным. Ярмарка могла удовлетворить любой вкус. Не стесненные в средствах, спутники выбирали скакунов, прислушиваясь к советам Джангарая как самого опытного наездника. Он первым выбрал себе сараганского рыжего коня, которого с трудом удерживали на помосте двое конюхов. Конь бился и метался в их сильных руках, сверкая черными влажными глазами. Он то и дело вставал на дыбы, молотя воздух передними ногами. Ноги у него были тонкие и мускулистые, вызывавшие восхищение у толпы лошадников. Правда, когда назвали цену, по рядам пронесся тихий ропот, после которого некоторое время царило молчание. И все-таки желающий, нашелся. Это был знатный по виду молодой вельможа, разряженный по последнему слову аккаронской моды в шелка и бархат.

– Пять золотых! – азартно выкрикнул он и, подбоченясь, обвел взглядом толпу покупателей.

– Всего? – изумилась Каэтана. – За такого красавца и пять золотых?

– Пять золотых – это целое состояние, – буркнул альв. – Вообще, я чувствую, дорогая госпожа, что вам противопоказано заниматься финансовыми проблемами...

Джангарай тем временем торговался с вельможей.

– Нет, этого красавца я ему не уступлю. Семь золотых! – закричал он во всю мощь своих легких.

Продавец – толстый розовощекий человек – расцвел и засуетился, учуяв возможность нажиться:

– А конь-то, конь-то какой, благородные господа! Красавец, достоин княжеской конюшни. Только посмотрите, какие ноги!

– Замолчи! – рявкнул голос из толпы. – Коня покупаем, а не тебя. Ну-ка, проведите его.

Сараганец явно не жаловал конюхов, продавца, да и людей вообще. Он взбрыкнул задними ногами, потом опять поднялся на дыбы и заржал, демонстрируя свою непокорность.

– Восемь золотых! – крикнул раззолоченный вельможа.

– Я бы не стал платить такие деньги за такого хлипкого скакуна, – раздумчиво промолвил Бордонкай. – Что-то мне здесь ни одна лошадка по сердцу не пришлась.

– Это самые лучшие лошади во всем Аккароне, – возмутился Джангарай. – Десять золотых за рыжего!

Толпа ахнула. Цена в десять золотых за коня была неслыханной. За такие деньги можно было прожить несколько месяцев с большой семьей совершенно безбедно. Но вельможа не хотел отступать. Ему не столько был нужен такой дорогой конь, сколько его самолюбие было уязвлено тем, что какой-то человек, одетый гораздо беднее, хочет увести приглянувшуюся покупку у него из-под носа.

– Двенадцать золотых – и конь мой, – отчетливо сказал он, справедливо полагая, что больше ни один нормальный человек за коня не даст. Но хозяин не торопился объявлять: «Продано!»

Предчувствуя возможность заработать еще, он выжидал. А Джангарай начал колебаться:

– Не единственный же это конь на ярмарке. Похожим, посмотрим...

– И смотреть нечего, – отрезала Каэ. – Я в достоинствах лошадей разбираюсь не очень хорошо. Но точно знаю, что от коня зависит жизнь. Ты оцениваешь свою жизнь в двенадцать золотых?