– Не отвечу. – Он обнял ее и долго не отрывался, словно впитывал последние мгновения собственной жизни. – Если бы речь шла только о нас и о нашей любви, я бы ответил. Но от того, что ты сама вспомнишь, зависит слишком многое. Поэтому я сейчас уйду. Твоя память сохранит то, что доставит тебе радость и не причинит боли.

Караван, который идет в ал-Ахкаф, будет стоять у восточных ворот, прямо напротив твоего дома. Караванщиком в нем Сайнаг-Алдар – он человек достойный и честный, и ты можешь ему довериться. Впрочем, – тут юноша задумался, – чтобы тебя не донимали лишними вопросами, караван найдет Джангарай.

Он сел на краю постели – стройный, с кожей медового цвета и изменчивыми светлыми глазами, обнял Каэ и достал откуда-то – ей показалось, что прямо из воздуха, – свирель.

– Сейчас я сыграю тебе на прощание. – Он скрестили ноги и стал играть.

Тихая и нежная мелодия сплеталась с солнечными лучами, проникавшими в комнату сквозь тонкую ткань занавесей, и обволакивала ее покоем и любовью. Каэтана сама не знала, отчего ей стало так тоскливо.

Юноша оторвался от своей свирели и прошептал:

– Ты всегда грустишь именно в этом месте. Почему?

– Ты поедешь со мной? – спросила она, зная ответ заранее.

– Не могу. Я и так не имел права приходить. Но знать, что ты здесь, на Варде, и не увидеть тебя хоть один раз – это преступление, что бы там ни говорили Другие. Я не знаю, чем все закончится, но не хотел бы корить себя за малодушие всю оставшуюся жизнь.

Он наклонил голову и снова заиграл, а когда опять поднял на нее бесконечно печальные глаза, Каэ, уже одетая и затянутая поясом, прилаживала перевязь.

– Мне надо идти, – негромко сказала она, не оборачиваясь. – Еще немного, и я никуда от тебя не уйду, потому что вспомню слишком мало, чтобы уйти, и слишком много, чтобы остаться. Скажи, ты можешь сделать, чтобы я забыла об этом вечере напрочь?

– Могу, – сказал он. – Ты всегда была сильнее. Боюсь, ты бы не пришла ко мне, поменяйся мы ролями.

– Пришла бы, – шепнула она, целуя на прощание его глаза. – Я помню, как я любила тебя, Эко Экхенд... Почти помню...

Юноша слабо вскрикнул и заключил ее в последнее, самое страстное, самое горькое объятие, словно уйди она сейчас – и его жизнь оборвется. Наконец оторвавшись от нее, он надел ей на шею амулет из зеленого прозрачного камня.

– Прощай. – И провел рукой по ее лицу...

Четыре человека не самой приятной наружности растерянно топчутся в переулке. Они меряют шагами пространство, в сотый раз проходя мимо двух трехэтажных домов, стоящих вплотную друг к другу.

– Ты представляешь себе, куда они могли подеваться? – спрашивает один из них – одноглазый верзила со шрамами на руках – у своего напарника, кривоногого коротышки с разорванным ртом.

– Откуда мне знать, Ги? – раздраженно оборачивается тот. – Говорю же тебе – не видел я, чтоб они в какую-нибудь дверь входили. Не видел. Просто – раз, и исчезли. Да ну их, пойдем.

– Куда это «пойдем»? – свирепеет третий, седой. – Это когда же еще нам столько денег за двух влюбленных придурков заплатят? Ведь всю ярмарку можно будет скупить. Нет, вы как хотите, а я здесь и один подождать могу. Паренек-то хлипкий...

– Зато девочка с мечами...

– С какими мечами? – смеется третий. – Ты ее хоть видел толком? Пичуга. Пичуга и есть. А мечи носит – так это мода у них теперь, у знатных, – мечами помахать. Ничего, нож увидит у горла, сразу забудет про свои мечи.

– Это верно, – кивает четвертый, тот, что до сих пор молчал. Он носит короткую стрижку ежиком и гладко выбрит, а взгляд у него пустой и стеклянный. И смотреть на него страшнее, чем на троих его приятелей-разбойников.

– Бывал я у них в фехтовальных залах: «Я вас атакую, милорд», «Поменяемся местами, милорд», «Поднимите ваш меч, милорд», – передразнил он. – Их убивать – одно удовольствие.

– Они где-то там развлекаются вовсю, – рычит одноглазый, – а мы даже не знаем где...

– Никуда не денутся, – примирительно бурчит коротышка. – Ладно уж, за такие деньги я здесь и табором могу остановиться на пару недель.

Неожиданно седой подносит ладонь к губам предупреждающим жестом.

– Идут, – шипит он, и тени неслышно, прижимаются к стенам домов.

Уже вечерело, когда Каэтана нашла своих спутников в кабачке, где они с увлечением обсуждали достоинства купленных сегодня коней.

– Не повезло вам: встретить знакомую, и где – в Аккароне! – радостно бросился ей навстречу ингевон. – Удалось открутиться?

– Удалось, но с превеликим трудом. Правда, она даже не помнит, как меня зовут, – улыбнулась Каэ.

Всю дорогу она не переставая думала – не сумел или не захотел Экхенд выполнить данное ей обещание? Она помнила абсолютно все, словно какая-то часть ее жизни вернулась и прочно заняла свое место. Она помнила каждый взгляд, каждое осторожное прикосновение его рук и губ, каждую улыбку – сегодняшнюю и ту, давнюю... Однако, судя по поведению друзей, у них начисто стерты все воспоминания о сегодняшней встрече и предусмотрительно заменены другими. Каэтана тряхнула головой. То, что было, – сон; сладкий, нежный, Радостный сон, которым нельзя упиваться вечно. Иначе она никогда не узнает всего.

Друзья поднялись из-за стола и веселой гурьбой вышли на улицу. Вечерело. Время словно наверстывало подаренные любовникам часы, потому что солнце с неприличной скоростью бежало по небосклону, торопясь успеть в положенное место к закату.

– Странный сегодня день, – заметил Бордонкай. – Как будто по голове дубиной стукнули. И не пили много, а как после хорошего возлияния – все как в тумане. Знакомая эта ваша с ума сошла, чтобы так волосы покрасить – в черно-белые цвета.

– Они у нее натуральные, – сухо ответила Каэ.

– А кто она? – полюбопытствовал альв.

– Воршуд, хоть ты не мучай. Я от нее еле отвертелась... Ну откуда мне знать?

– Прошу прощения, – отступил человечек.

– Это ты прости. Устала я, вот и злюсь. Она с тоской подумала, что этот мир хоть и стал ей неожиданно близким и родным, все же не перестает удивлять и пугать ее – слишком много чудес за слишком короткий срок. Странно, что она вообще сохраняет способность здраво рассуждать.

– А у меня есть радостная новость, – обратился к Каэтане сияющий ингевон. – Я все-таки нашел человека, который поведет караван в ал-Ахкаф уже завтра вечером. Так что утром нам предстоит позаботиться о всяких мелочах, проститься с хозяином, и к концу дня выйдем из Аккарона. Вы довольны, госпожа?

– Конечно, Джангарай, конечно. Спасибо тебе. А как зовут караванщика?

– Сайнаг-Алдар. Он мне сам под ноги выкатился, в буквальном смысле, – споткнулся о бочонок и упал. Я ему помог встать, а он рычит, что ноги его в этом бестолковом городе не будет уже завтра вечером, что даже Зу-Л-Карнайн, по его мнению, лучше, чем вдрызг пьяный Аккарон во время ярмарки. Ну, слово за слово, и мы сговорились, что за совсем умеренную плату он нас с собой берет, – ему воины в караване не помешают.