А что, если… А вдруг он все-таки пошел спрашивать у Бертрана, у хозяина, давал ли он разрешение гостье совать свой нос повсюду? И тот ответил, что ничего подобного не было? Что ей вполне культурно предложили экскурсию в сопровождении гарда, но никакого благословения на самовольные вылазки не выдали?

Стало ужасно стыдно, что ее здесь могут застукать. Так стыдно, что щеки загорелись – благо, в темноте…

Но только почему сторож – или кто иной – молчит? Он должен был бы ее позвать!..

Ксюша все уговаривала себя, что ей очень стыдно, – тогда как на самом деле ей уже стало очень страшно. Она попятилась к пещере и замерла, прислушиваясь.

Человек – это ведь человек, верно? Привидений ведь не существует?! – пробирался через щель между двумя стенами к хозяйственной площадке. Камешки тихо передавали каждый его шаг.

Почему он не зажигает фонарь, чтобы посветить себе под ноги, – совсем еще темно! Почему он крадется в темноте, едва слышно? Кто это?!!

Паника, охватившая Ксюшу, была столь сильной, что она безоглядно ступила в сырую черноту пещеры.

«Мадемуазель?» – донеслось до нее снаружи.

Она похолодела. Ее позвали именно здесь, на этой площадке, – ее не искали на верхней террасе, как будто человек – уже хорошо, что человек, а не привидение! – был уверен, что Ксюша забралась именно сюда. Почему? Он за ней следил?!

«Мадемуазель?» – снова донеслось до ее слуха. Голос принадлежал сторожу. Он был очень недовольным и строгим, словно она напроказила и сейчас ее за шкирку будут вытаскивать из-под стола, из-под длинной скатерти с бахромой, где они прятались маленькими с сестрой Сашкой и таскали у взрослых тапки, давясь и фыркая от смеха, когда чья-нибудь босая нога выделывала под столом балетные па в поисках пропавшей обувки…

Свет фонаря мазнул вход пещеры, но до Ксюши, к счастью, не достал. Она, держась рукой за стенку, продвинулась чуть поглубже – теперь нет сомнения в том, что пещера открывала собой подземный ход! У нее было преимущество: двор был усыпан гравием, шуршавшим под ногами сторожа, а каменный пол подземелья был довольно гладким, хотя на нем попадались камни…

Она осторожно и бесшумно отступала вглубь. Только ее неровное дыхание нарушало тишину, и Ксюша судорожно сдерживала его.

Она обернулась. Свет фонаря исследовал хозяйственный двор. Снова донеслось, уже приглушенно, его вопросительное: «Мадемуазель?», и Ксюше почудилось, что в голосе сторожа были раздражение и даже угроза…

В конце концов, что она такого сделала?! Чем он так недоволен? Она ничего не украла, не испортила – просто пошла посмотреть… Ну, не спросив разрешения, это верно, но никто ей, с другой стороны, и не запрещал исследовать замок!

«А, – вдруг поняла она, – сторож, видимо, боится, что если со мной что случится – ноги переломаю себе в темноте, к примеру, – то он будет за меня отвечать! Вроде как недосмотрел!»

От этой мысли ей стало еще стыднее. Надо было сразу отозваться – он бы даже нотации ей читать не стал, он такого себе никогда не позволил бы, вышколенная прислуга, просто посветил бы ей фонарем, чтобы она в безопасности добралась обратно… А теперь просто позорно вылезти из этой черной норы, где она пряталась, как маленькая хулиганка от завуча…

Ничего, сейчас он потопчется тут и уберется восвояси. Вряд ли ему придет в голову, что она рискнула полезть ночью в темный, непроглядный лаз. Но на всякий случай Ксюша продвинулась малость поглубже в черные недра коридора, нащупав левой рукой невидимую стену, чтобы хоть как-то ориентироваться в темноте. Только бы он ушел, только бы ушел поскорее! Тогда она выберется отсюда и потихоньку вернется в замок, как приличный человек, как достойная гостья хозяина, а не нашкодившая второклашка, влезшая без спросу в чужой сад…

Все, все, со страстью к приключениям надо кончать! Натерпелась тут страху, непрошено вторгшись в частные владения! Ей уже двадцать шесть лет, а она ведет себя так несолидно! Она уже не «мадемуазель», а «мадам» – надо же научиться вести себя наконец в соответствии со статусом!

Ксюша напряженно вслушивалась, пытаясь понять, ушел сторож или не ушел. Со стороны входа ничего не было слышно, хотя слух ее обострился до предела. Она оказалась уже на значительном расстоянии от входа, к тому же коридор немного заворачивал, и Ксюша больше не могла ни видеть, ни слышать того, что происходит на площадке…

Она простояла, бесплодно прислушиваясь, еще с минуту. В подземелье было сыро и холодно, ее одежда – белые бриджи и открытая майка с коротким пиджачком – была предназначена для дневной жары и никак не для защиты от холода, и Ксюшу начало познабливать.

«Все, пойду к выходу, – решила она. – Если он еще там топчется, извинюсь с достоинством за причиненное беспокойство. А даже если и покраснею – в темноте не видно!»

Она осторожно повернулась в обратном направлении и, ухватившись теперь уже правой рукой за стену, служившую ей нитью Ариадны в этой непроглядной тьме, сделала шаг вперед. И сразу же вскрикнула: ее нога задела какой-то увесистый камень. Отчего случились сразу две неприятные вещи: она больно ударила не защищенные босоножками пальцы ступни и произвела шум. В связи с чем Ксюша произвела еще три одновременных и немедленных действия: потерла ушибленную ногу о другую, не ушибленную; закрыла ладошкой себе рот, чтобы не чертыхнуться; и тщательно вслушалась, не возник ли какой шум ответной реакции со стороны входа.

Со стороны входа ответный шум не возник.

Он возник с обратной стороны. Из глубины коридора.

Собственно, это был не шум. Это был…

Вой. Тихий и протяжный.

…Этот вой медленно вполз под кожу, заставив подняться дыбом все волоски на замерзшей коже.

Ксюша обернулась и попятилась. Она бы бросилась бежать, если бы ноги не свело от страха. Она бы закричала, если бы голос моментально не сел с перепугу. Она силилась сделать хоть шаг назад в кромешной тьме, с ужасом ожидая, что вой снова повторится… Сторож в ее воображении немедленно приобрел все черты ангела-хранителя, мощно и уверенно размахивавшего добрыми непорочно-белыми крыльями.

…Ее отрезвило падение. Она довольно больно упала назад, на попку – наткнулась, скорее всего, на тот же самый подлый камень, и каблук босоножек немедленно подвел ее, завернувшись на сторону.

Приземление было тихим, на мягкую часть, хоть и чуть набок, но зато болезненным: в тело впились мелкие камешки и все неровности пола. Ксюша почти сразу же поднялась, тихо постанывая – находиться в полулежачем положении в кромешной тьме было особенно неуютно, – и сделала несколько мелких шагов, припадая на одну ногу и потирая ушибленное бедро, чтобы прийти в себя.

Похромав и даже отчасти придя в себя, она, однако, снова запаниковала: где стенка-то, черт возьми, она ее потеряла!!! Она держалась левой рукой, когда шла в глубь коридора… Значит, на выход надо держаться за правую стенку!

Осторожно, проверяя пол перед каждым шажком, она пошарила в воздухе вытянутыми руками, снова нащупала стену и пошла вперед, держась за нее правой рукой.