Костя позвонил еще в две фирмы. Первая организация уже успела куда-то съехать, напротив ее названия в справочнике появился прочерк. А вторая взяла — да и заказала рекламу, прямо в текущий номер. Костя уже знал, что делать и все провернул довольно быстро. В конце рабочего дня он почувствовал дичайшую усталость и голод.

— Может, еще по шаверме? — предложил Костя Павлу Витальевичу.

— Ого, Станиславский, да ты подсел на шаверму от Гасана! — Павел Витальевич засмеялсяи все остальные в офисе обернулись и принялись смотреть на Костю. — Нет, Станиславский, вторую шаверму есть сегодня не советую. Передоз у тебя с непривычки случится. Она, зараза, калорийная больно.

— Какой еще передоз? — встрепенулся Костя.

Павел Витальевич похлопал себя по животу и снова засмеялся.

— Хорошего понемножку, а то наешь такое брюхо, что за ним не рассмотришь самого главного, и даже забудешь, что оно у тебя есть.

Понимая, что он сказал на весь офис что-то очень неприличное, Павел Витальевич хрюкнул от удовольствия.

— Не обижайся, Станиславский, завтра пятница, в обед скушаешь шаверму, отработаешь, как следует, зато с каким чувством выполненного долга проведешь выходные!

— Ага, — буркнул Костя и засобирался домой.

Дома его ждала жена, как обычно распластанная на диване перед телевизором, показывающем очередное бестолковое ток-шоу, в котором лицом к лицу сходятся насильник, его жертва и еще уйма народу, которые держали при том безобразном процессе свечки. Костю такие программы раздражали, но, чтобы не обидеть жену, он лишь мило улыбался и изображал, насколько ему интересно происходящее на экране.

— Пришел? — простонала жена. — Наотдыхался? А я здесь одна, как лошадь, весь день пахала. Небось, пожрал, не голодный?

— Почему же, голодный, — признался Костя, — Есть что-нибудь заморить червячка?

— Ты меня уже заморил, червячок не понадобится. И вообще, нужно если, то возьми и сготовь. Я не каторжная здесь на все дела распыляться. А ты на приличную кормежку еще не заработал.

— Сегодня я очень приличные заказы на рекламные кампании провернул… — боязливо начал говорить Костя. — В конце месяца еще и премиальные получу, свой процент…

— Сначала получи, а потом мотай мне нервы. Все, свободен, иди на кухню и не отвлекай меня.

«Что происходит? Ради кого и ради чего я работаю? Так долго искать нормальную работу, так долго стремиться к тому, чтобы что-то начало получаться, а это, выходит, никому не нужно. Хотя, раз это нужно мне, то это уже что-то, а все остальное обязательно приложится. Жена, ты ничего не понимаешь. Как было бы здорово сейчас шавермы!»

Костю на кухне встретила гора немытой посуды, стол, заваленный крошками, полуфабрикаты в холодильнике. Он с вожделением думал о новой работе, где все зависело исключительно от него, а не от поворотов разворачивавшейся в телевизоре сальной истории, влиявшей на настроение и поступки всех тех, кто прилип для ее поглощения к экрану.

В животе разразилась настоящая война, которую Костя всеми силами пытался подавить. Чтобы забыться, он убрал со стола и перемыл всю грязную посуду, какую только смог отыскать на кухне. Всю ночь он ворочался, справляясь с коктейлем из голода и обиды. Трудоголиками становятся тогда, когда вся остальная жизнь меркнет перед ее величеством работой, когда уже не может дать тех красок, тех ощущений, что достаются нам в цеху, в офисе или еще где-то. В случае Кости шаверма была неотъемлемым атрибутом этих ощущений.

В то время как калории давали силы, питали энергией серые клеточки головного мозга, а белки расщеплялись всемогущими пептидазами до аминокислот, вкус и запах шавермы дарили ощущение сопричастности к происходящему. Будь она безвкусной — и ничего бы этого не было. Ничто не дразнило бы обоняние, не ласкало бы язык. Конечно, есть еще один фактор — внешний вид, но шаверма может выглядеть по-разному и не всегда приглядно, так что его приходится упускать из рассмотрения. Статистики, которым верить вряд ли приходится, утверждают, что чуть ли не в сорока процентах случаев шавермой перебиваются именно трудоголики, которые стремятся хорошо подкрепиться, но не могут выкроить время на полноценный обед или поход в магазин за кефиром и булочками. В таком случае все работники офиса, в котором трудился Костя, могли бы быть трудоголиками, пусть и анонимными, не выдававшими свою страсть к шаверме, сидевшими на диете или просто вегетарианцами. Но это маловероятно, иначе бы себя и свою организацию они давно бы уже озолотили.

Вскочив по будильнику, Костя наспех оделся и, не завтракая, побежал на работу. Да, не завтракая, потому что завтракать было нечем. И именно побежал, потому что это была, во-первых, работа, в которой он неожиданно для себя накануне добился успеха, а, во-вторых, в офисе можно было выпить сладкого чая и это лишь отчасти, но заменило бы завтрак. Но сладкий чай лишь раззадорил аппетит. Сделав пару неудачных звонков, выслушав сонные голоса секретарш и сообразив, что до обеда работа снова будет буксовать, если не принять срочных мер, Костя прошел в бухгалтерию и робко попросился на перерыв, минут на пятнадцать.

— Идите, Константин Сергеевич, вчера вы, конечно, дали жару, у нас давно таких рекламных кампаний не заказывали, и сразу во всех изданиях, по максимуму, — ответила Ирина Федоровна, которая хоть и не относилась к начальствующим персонам, но, тем не менее, ведала всякими внеплановыми перерывами, отгулами и «домой на полчасика пораньше».

— А что, они уже перевели деньги? — удивленно спросил Костя.

— Конечно, перевели! Пришла утром, посмотрела, все целиком оплачено. Так что ликуйте! Ладно, но только пятнадцать минут, ни минутой больше. Идите на перерыв, нечего в дверях стоять, мешать работать!

— Ой, простите, Ирина Федоровна, — Костя шмыгнул на лестницу, оттуда бегом на улицу, в проход между домами.

Ларек с шавермой только открылся. Гасан, которого Костя хорошо запомнил, срезал первые куски мяса с пластов, нанизанных на вертикальный вертел.

— Мне шаверму, — тихо попросил Костя.

— А, уже голодный, накормим сейчас, — заголосил Гасан, ловко орудуя ножом, поджаривая кусочки мяса и заворачивая их в лаваш, — На здоровье, кушай, еще приходи. Я тебя знать, всегда вкусный шаверма здесь.

Гасан неестественно улыбался и моргал глазами, но какая разница, как выглядит шаверма мейкер, главное, какой шавермой он кормит народ. Пахло жареным мясом и каким-то растворителем вроде бензина. «Должно быть, на бензиновом примусе поджаривают, — смекнул Костя. — Или от жира отмывались бензином. Никогда бы не подумал, что так можно делать там, где продают еду. Но, раз делают, то значит можно».

Костя дрожащими руками взял сверток, протянул купюру, с трудом заставил себя дождаться сдачи, а когда ее получил, то буквально выбежал из ларька. Благоухание теплой шавермы сбивало Костю с ног. Он остановился, прислонился к стене дома и принялся есть с остервенением шакала. Из соседнего ларька с шавермой, возле которого, в отличие от заведения Гасана, не было ни души, через стекло на Костю глядело несколько удивленных лиц. Не обращая на них внимания, Костя трапезничал и когда, наконец, последний кусочек шавермы был поглощен, Костя погрозил зрителям кулаком.