– У меня сменилось несколько партнерш, но только после встречи с Тирабелл я задумался о серьезных отношениях.

Его память запечатлела Тирабелл в облегающих одеждах, смоляные волосы струятся по спине.

– Потом грянуло Размытие границ – пресловутая гражданская война. Однако Тирабелл оставалась моей верной союзницей. Мы вместе сражались на стороне Моталлатов, а после их разгрома Нашира объявила меня принцем-консортом.

– Вы пересекались с ней раньше?

– Да. Хотя она придерживалась оппозиционных взглядов, ее твердая позиция внушала уважение. При Моталлатах никто не осмелился бы разбить существующую пару, – мрачно изрек Арктур. – Нашира четко дала понять, что никакие традиции ей не указ.

– Но почему?

– Публичная капитуляция Мерзартимов, самых рьяных сторонников Моталлатов, упрочила бы ее новообретенный статус. Поэтому Нашира выбрала в женихи лидера сопротивления, – угрюмо пояснил Арктур. – Она пообещала истребить всю мою семью, если откажусь. А когда мне прислали отрезанную голову моей кузины, я понял: это не пустая угроза. Гордая Тирабелл не смолчала и во время помолвки вызвала Наширу на бой. – Повисла пауза. – В сражениях Нашира отточила свое мастерство и едва не уничтожила Тирабелл.

У Тирабелл были повадки воительницы, а тело воплощало боевой клич.

Пришлось вмешаться. Я поклялся служить Нашире верой и правдой, передать ей в вечное пользование Мезартим, если она пощадит Тирабелл. И она согласилась.

Я невольно покосилась на его ладони. Перехватив мой взгляд, Арктур одобрительно кивнул.

Темноту комнаты разбавляло лишь мерцание его глаз. Я нащупала его руку, провела пальцем по бугорку, именуемому линией жизни, по широким фалангам и наткнулась на грубые рубцы, испещрявшие суставы до самого основания.

– Откуда они?

– Перехватил клинок Наширы. В загробном мире холодное оружие отливают из опалита, ничем другим рефаитов не пронять.

Нашира едва не отрубила ему пальцы и, наверное, тем же самым мечом обезглавила Альсафи.

– Тирабелл так и не простила меня, – заключил Арктур. – Сказала, что лучше погибнуть в бою, чем жить в неволе.

Только сейчас я осознала, что по-прежнему держу его за руку, и поспешно отпрянула. Арктур окинул меня загадочным взглядом и сложил ладони на груди.

– Ты говорил, огонь никогда не гаснет, – напомнила я.

– Любое пламя затухает. Мы с Тирабелл навсегда останемся родными. Я испытываю к ней искреннюю симпатию и восхищение, но вместе мы уже не будем.

Меня кольнуло неприятное чувство. Не ревность, скорее легкая зависть к той близости, которую они испытывают – или испытывали – по отношению друг к другу. Подозреваю, Арктур для Тирабелл как открытая книга.

– Мне очень жаль, – шепнула я.

– Хм…

Снова воцарилось молчание. Не представляю, как утешать рефаита и нуждается ли он в утешении.

– Пора возобновлять наши занятия, – заявила я. – По переселению. Хочу потренироваться перед заданием с Фрер.

– Хорошая мысль. – Арктур повернулся ко мне. – Спокойной ночи, Пейдж.

– Спокойной ночи.

Я откинулась на подушки и поначалу боялась даже шелохнуться, чтобы не потревожить его своей возней. Но постепенно сознание померкло…

Давно мне не доводилось спать так крепко. Очнувшись от лая за окном, я увидела, что мои волосы касаются локтя Арктура. Свет фонаря украдкой озарял его черты.

В нашу первую встречу он показался мне самым прекрасным и одновременно самым жутким созданием на свете. Однако во сне его облик переменился. Исчезла напускная суровость, тревожные морщинки разгладились. Безмятежная поза, одна рука покоится на простыне совсем близко.

Под покровом ночи мой кулак разжался, и тень моих пальцев крест-накрест накрыла его костяшки. Через пару минут я снова погрузилась в забытье.

6. Марш марионетки

Очнувшись среди вороха покрывал и щурясь от тусклого света, я не сразу сообразила, почему окна спальни расположены не с той стороны.

Вторая половина кровати пустовала. Я приподнялась на подушках и вдруг замерла. К вялости и плохому самочувствию добавилась новая напасть. Спустя почти год у меня возобновились месячные.

Из груди вырвался тяжелый вздох. Теперь понятно, откуда взялась мигрень. Подстегиваемая мыслями о кофе, я потерла глаза и, удостоверившись, что на простынях нет пятен, поплелась в ванную. В зеркале отразилась удручающая картина: волосы торчали в разные стороны, как будто меня волоком возили по земле.

После утренних процедур я пересекла залитую солнцем гостиную и обнаружила в кухне Арктура, колдовавшего над кофейником. На улице бурлила жизнь, и ее отзвуки влетали в приоткрытое окно.

– Доброе утро, – поприветствовал меня рефаит.

– Доброе, – просипела я. – Удалось хоть немного поспать на фоне моего кашля?

– Меня пушкой не разбудишь, – заверил Арктур. – А ты сама выспалась?

– Да. Надеюсь, я не слишком тебя стеснила?

– Не говори ерунды.

Повисла пауза. Потянувшись за обезболивающим, я нечаянно коснулась Арктура, и его аура моментально покрылась мурашками.

– Готов приступить к тренировкам?

– Зависит от твоего самочувствия. – Рефаит заваривал кофе неторопливо, словно в его распоряжении была вечность. А впрочем… – Начнем с малого – с отрешения.

– С малого. – Я села за стол, чувствуя, как тянет низ живота. – Звучит заманчиво.

– Тебе нездоровится? – встревожился рефаит.

– Да нет. Просто моя матка сигнализирует об отсутствии зародыша. Хвала эфиру. Только маленького беззащитного человечка мне и не хватало для полного счастья.

– У тебя менструация, – догадался рефаит.

– Она самая, – уныло откликнулась я.

– Понятно. – Глаза Арктура потемнели. – Сильно болит?

– Тут целый спектр непередаваемых ощущений, – протянула я. – Представь, что тебе отбили все внутренности, потом ошпарили их кипятком и утрамбовали. Живот надувается как барабан, внизу тянет. Спина ломит, ноги подкашиваются. И черепушка раскалывается.

Арктур бросил помешивать кофе:

– И ты хочешь тренироваться в таком состоянии?

– Почему нет? Девчонка я крепкая.

С минуту рефаит буравил меня взглядом, после чего чуть ли не с трепетом склонился над кофейником.

– Отработаем отрешение, и через пару дней попробуешь в меня вселиться. – Арктур пододвинул мне чашку.

Сомнительная перспектива. Проникнуть в лабиринт рефаита – одно, а подчинить его – совсем другое. Тот памятный раз, когда я вселилась в Наширу – да и то буквально на пару секунд, – едва не стоил мне жизни.

– Задал ты мне задачу. – Я потерла ноющую поясницу. – Не уверена, что справлюсь.

– Тяжело в учении, легко в бою, – парировал Арктур. – Сладишь с рефаитом, людей будешь щелкать как орешки.

Я поднесла чашку к губам, борясь с искушением поставить ее на живот.

В умиротворяющей тишине Арктур поднял жалюзи. За окном ласково розовело небо, цитадель нежилась в ленивых лучах солнца.

– Париж – не Лондон, он вспыхнет от малейшей искры, – сообщил рефаит. – Его улицы насквозь пропитаны кровью прошлых восстаний. Тучи сгущаются, Пейдж. Вот-вот настанет переломный момент.

– Дюко того же мнения. – Я подула на кофе. – Пугала, что Европа стоит на пороге войны.

– Вот почему ты