– Вставай, – негромко сказал мастер дороги. – Твое новое платье готово.

7

Король открыл глаза и посмотрел на мастера дороги.

– Вставай, – повторил тот.

Остальные спали: Ронди, и Стерх, и принц. Лежали недвижно, словно мертвые. Их не разбудила даже тишина, внезапно воцарившаяся в домике. Король и сам не сразу догадался, что это прялка… прялка перестала стучать. И огонь в очаге почти погас.

Король откинул шкуры и встал. Одновременно с ним в полумраке поднялась со своей скамеечки дочь мастера. Поднялась и протянула белую, едва сияющую рубаху.

Он мельком удивился: и когда успела сшить? Но здесь были в силе другие законы, поэтому король просто скинул с себя одежду и остался в чем мать родила. Только венец привычно давил на голову. Не соскользнул, даже когда король наклонился вперед и, вытянув руки, нырнул в распахнувшийся навстречу подол рубахи. Ткань была полупрозрачная, шелковистая. Скользнула по телу – как поцеловала.

Он выпрямился.

– В самый раз, – сказал мастер дороги. – Ну что, готов ты умереть, ваше величество?

Король пожал плечами:

– Кто бы мог сказать, что знает о себе такое наверняка?

– Ну, посмотрим. «Книгу»-то ты читал внимательно? Помнишь, что нужно?..

– Нужен меч, – кивнул король.

– Иди, – сказал мастер дороги, – выбирай. Да куда ты – не к дверям же!

Он указал на очаг, возле которого присела девушка. В руках ее снова было рыжеватое растрепанное перо, дочь мастера обмахнула им угли, подбросила еще поленьев…

– «Пройти огонь, воду и мост, что легче перышка», – вспомнил король. – Я-то думал, это все пустые слова.

Мастер дороги усмехнулся:

– По большей части они такими и стали, слова-то. Вот поэтому ты здесь.

Король на миг замешкался, как будто хотел что-то спросить, но в конце концов просто кивнул, бросил взгляд через приоткрытую дверь в спальню, на детскую кроватку, набитую хламом, снова кивнул – и шагнул прямо в очаг.

Пламя вскинулось кверху, точно занавес, который дернули за края. Густое и текучее, скрыло фигуру короля.

Потом опало и погасло – сразу же, словно было иллюзией, обманом зрения.

Черная пустая пасть очага выдохнула пригоршню пепла.

– Ложись, – сказал дочери мастер дороги, – поспи. Теперь остается только ждать.

8

Никто так и не узнал, что же случилось тогда с королем.

Он просто исчез в очаге, пропал. Потом – много позже – они гадали так и эдак, но правды им никто никогда не открыл. Да, в общем, так ли уж важно было ее знать?

Главное – то, что мгновением спустя туман, наползавший от берега, вдруг отхлынул – и там, среди камыша, стала видна высокая снежно-белая фигура. Руки ее были пусты, на голове темнела корона.

Король раздвинул камыши – с пушистых верхушек вспорхнули какие-то мелкие полупрозрачные мотыльки – и шагнул в воду.

Перед ним тянулись к небу шеренги морщинистых рук. Капли сверкали на зеркальных лезвиях, драгоценные камни – на рукоятях. Он посмотрел вниз, себе под ноги, но вода была черной. Он пошел вперед и, кажется, не наступил ни на одно из тел. Если там, под водой, вообще были тела.

Король шел, аккуратно пробираясь между руками и клинками. Несколько раз ткань рубахи касалась лезвий – и там на ней остались узкие, едва заметные прорехи.

Он уже забрался далеко от берега, но так и не присмотрел себе ни одного меча. Может, потому что все они – внешне разные – чем-то походили друг на друга.

И тут позади, с берега, донеслись едва слышные звуки. Шелест, шорох, затем вздох, переходящий в горловое, приглушенное рычание.

Король обернулся.

Единорог стоял у самой кромки воды и смотрел на него багровым, немигающим взглядом. Потом распахнул пасть и зевнул – с оттяжкой, почти презрительно.

Король огляделся по сторонам. Казалось, руки с клинками едва покачиваются на ветру, словно камыш. Полупрозрачные мотыльки вились над водой. Где-то вдали плеснула рыба.

Единорог ждал.

– «Здесь все не так»? – медленно сказал король. Провел пальцами по черной воде – во все стороны разбежались дрожащие, зыбкие круги. – Ну что ж, это вполне… безумно, чтобы оказаться правдой.

Он посмотрел на дом: в окнах было темно, и лишь в одном – том, что ближе к озеру, – маячил знакомый силуэт.

Король стряхнул с рук капли и шагнул к берегу.

Единорог оскалился, чуть присел. Клыки у него были глянцевые, с узкими бороздками по бокам, – каждый размером с охотничий нож.

– Только попробуй, – сказал король.

Он шел медленно, и с каждым его шагом зверь все больше припадал к земле. Вскинув рогатую голову, следил за человеком и вздрагивал боками. Как будто не знал, нападать, защищаться или бежать прочь.

Как только король оказался на расстоянии протянутой руки, единорог зарычал хриплым, надорванным голосом. Он выдавливал, выжимал из себя звук за звуком, пальцы с короткими, кривыми когтями впились во влажную землю, хвост метался, глухо бил по крупу.

Потом зверь прянул вперед, наклонив голову к земле и выставив перед собой ровный, покрытый бурыми пятнами рог. Король перехватил его левой рукой, другой взялся у основания. Сказал:

– Стой смирно. – И потянул на себя.

Рог отделился легко, с едва слышным сухим треском. На конце, на месте скола, образовалось нечто вроде рукояти.

Зверь шумно вздохнул и попятился. По чешуйчатому лбу стекала тонкая густая струйка.

– Верь или не верь, – сказал король, – а я удивлен не меньше твоего.

Он положил рог на землю, присел на корточки. Зверь не спускал с него глаз. Король провел ладонью по траве. Срывал тут и там стебельки, иногда выдергивал с корнем, иногда отщипывал только лист-другой.

Поднялся и протянул на ладони зверю:

– Ну-ка, съешь это.

Тот сделал шаг назад, хлестнул себя хвостом по боку.

Король продолжал говорить с ним тихим, успокаивающим тоном и все так же держал руку ладонью кверху. Это продолжалось довольно долго, и рука уже начала подрагивать, когда вдруг зверь двинулся вперед, очень медленно, чуть опустив голову и глядя на человека багровым зрачком.

Распахнул пасть и слизнул фиолетовым языком сразу весь пучок.

– Вот молодец, – сказал король. Коснулся кончиками пальцев чешуи на лбу – и та вдруг подалась, с мягким шорохом просыпалась на землю. Он потер еще – и чешуя, словно старые слои краски, слетала из-под пальцев, под ней проступала белая, шелковистая кожа.

Зверь следил за человеком опасливым взглядом, но стоял смирно. Когда голова, шея и передние ноги уже были свободны, он фыркнул, нетерпеливо и устало, подался чуть назад, а потом пошел к воде. Вся трава вокруг была усыпана чешуей и бляшками.