Мотылек выбрался наконец на волю, но не спешил взлетать. Прошелся туда-сюда по верхней губе, затем взобрался на нос и помахал крыльями, как бы проверяя – целы ли.

– А он молодец, – сказал король. – Терпит.

При этих словах Ронди чихнул и привстал на локте.

– Да ну вас! У какого-нибудь бродячего жонглера публика и то подобрей. Эй, ваше обжорство, яблоками-то поделись!.. или что там осталось?.. если что-то осталось вообще.

Усевшись в круг, они распотрошили седельные сумы, не заботясь о том, чтобы приберечь припасы на обратный путь. Ели, пили, смеялись и вспоминали прошлое, которое сейчас – впервые за последние пару дней – подступило вплотную и казалось очень живым, всамделишным. Отец шутил вместе с ними и пил вместе с ними, но почти ничего не ел. И венец по-прежнему сверкал на его голове, а справа на плитах лежал меч.

Солнце за листвой было не разглядеть, но в какой-то момент полог над их головами стал светиться уже не золотистым, а багряным, – и так они поняли, что скоро наступит ночь. Потом раздалось хлопанье крыльев. Закачались ветки где-то далеко наверху, как будто на них присела отдохнуть птица.

«Журавль, – подумал принц, – это белый журавль, старый и мудрый. С длинным, зазубренным на конце клювом».

И тотчас прозвучал крик – чистый, высокий, звенящий серебром.

Бабочки, все это время сидевшие на ветках, на дороге, даже на смирно пощипывавших листья лошадях, – разом взметнулись в воздух. Шелест их крыльев соткался в дивную музыку – не музыку даже, легкий ее отголосок.

Как будто некое высшее существо перевернуло невидимую страницу. И улыбнулось.

Принц переглянулся с Ронди и королем – и все трое, не сговариваясь, поднялись на ноги. Стало ясно, что пора ехать дальше. Что они почти у цели.

13

Они не заметили, когда именно трава снова появилась между плитами дороги, когда – разрослась настолько, что скрыла сами плиты, а потом и дорогу. Кони ступали осторожно, то и дело под копытом хрустели ветки.

Сумерки мягко перелились в густую, бархатную ночь. Над головами сверкали звезды, яркие и разноцветные. Лишь когда несколько из них вдруг сорвались с веток и помчались в разные стороны, принц догадался, что это светляки.

Вдруг дорога стала подниматься в гору – и дальше, они уже видели, тоннель из деревьев обрывался, как будто его отрезали гигантским ножом.

Спустя несколько минут стало ясно, что обрывается не только коридор.

Они спешились, и Ронди, привязав поводья своего чалого к дереву, встал у самого края пропасти. Другой ее край скрывался в тумане, а где-то далеко снизу раздавался приглушенный гул.

– Река, – сказал Ронди. – Скорее всего река. – Говорил он отчего-то шепотом. – Но толком не разобрать: слишком глубоко, да и туман там… или брызги, пыль водяная… не знаю. В общем, лучше туда не падать, конечно, – добавил он, хохотнув.

– Мы постараемся, – ответил ему король. По голосу было не понять, шутит он или всерьез.

– Как ты думаешь, – спросил принц, – твой меч достаточно острый для того, чтобы рубить древесину?

– Мы не станем ничего рубить. – Король привязал своего коня рядом с чалым Рифмача. – Должен быть другой путь.

– Потому что так сказал мастер дороги? А если он ошибся? – Принц тоже спешился. – Ведь Сыч этот ваш – он тоже ошибался, так?

Они стояли в предрассветной мгле, друг напротив друга. Король спокойно разглядывал сына, кажется, даже улыбался слегка.

– Мы можем пойти вдоль обрыва, – встрял Ронди. – Думаю, рано или поздно обнаружится мост… или упавшее дерево… или еще что-нибудь.

– Например, бабочки, – кивнул ему король. – Как полагаешь, Ронди, бабочек будет достаточно?

– Шутите. Ну а что нам тогда делать? – обиделся тот.

И вдруг принц краем глаза заметил какое-то движение слева, у самого края пропасти. Несколько мотыльков присели на торчавший из земли узловатый корень. Принц вспомнил, что последний раз видел их вечером, во время привала. «Наверное, – подумал он, – они из тех, которые по ночам не летают».

Мотыльки устраивались на корне, расправив крылышки. Один заполз на другого, третий вскарабкался на них, четвертый уселся сбоку… Еще несколько выплясывали в воздухе на самом краю бездны – и вдруг соединились в живую цепочку, к которой с обеих сторон стали «прирастать» все новые и новые звенья.

Их становилось больше и больше – бабочек, прилетавших из рассветного полумрака, падавших сухими листьями из переплетения ветвей, выныривавших прямо из пропасти, – и прямо на глазах у трех путешественников рос, ширился, воздвигался над бездной разноцветный мост.

– Ты знал? – спросил принц.

– И ты тоже знал, – ответил король. Он похлопал гнедого по холке и двинулся к краю. – Не мотыльки, так что-нибудь другое. Но что-то непременно случилось бы, в этом вся суть.

Король поднял левую руку к венцу, как будто сомневался, не снять ли, но в конце концов мотнул головой и шагнул вперед.

– Наверное, – тихо сказал Рифмач, – лучше бы нам переходить по одному. И лучше бы… ну, все-таки… лучше бы сперва мне, наверное. Если что-нибудь… от меня пользы немного.

– Конечно, по одному. И вы двое подождете здесь… пока я не перейду.

Он взял меч, как акробаты берут шест, с помощью которого удерживают равновесие, – и пошел прямо по этому живому мосту, ступая осторожно и мягко. Бабочек было много, невероятно много, однако они сумели протянуть полосу шириной лишь в ладонь. Мост заметно провисал и раскачивался на ветру. Когда король пошел по нему, мост закачался сильнее, и после каждого шага вниз падали раздавленные, мертвые тельца.

Король шел – и туман перед ним как будто расступался, было видно все дальше и дальше – и вот уже стал заметен противоположный край пропасти и дорога за ним, что сбегала в похожую на чашу долину, – и только тогда Рифмач прошептал: «Солнце! Восходит солнце!»

Справа медленно выплывал багровый, раскаленный диск. Свет разгонял туман, но даже ему было не под силу осветить дно пропасти. Раздавленные бабочки падали, сверкая в рассветных лучах обломками витражного стекла, и в конце концов исчезали в клубах серой, почти бесцветной дымки.

Принц переглянулся с Рифмачом. Обоим и без слов было ясно, что ни один из них не успеет перейти на ту сторону.

– Ты чувствуешь? – тихо спросил Ронди. – Как будто… как будто что-то изменяется.

– О чем ты?

Рифмач повел в воздухе рукой, то ли растерянно, то ли раздраженно:

– Не могу… словами – не могу…

Между тем мост уже истаял до толщины каната и продолжал осыпаться. Вот король сделал последних пару шагов, вот ступил на камни с той стороны обрыва – и оставшиеся бабочки разлетелись во все стороны – словно листья под сильным порывом ветра. Уцелело не больше десятка-другого; остальные медленно кружились и падали в бездну.