Правда, никто не проверял. «Людочка, милая, взвесьте с полкило», – так ее просят обычно.

Дома бабушка наколет большие куски на маленькие, сложит в хрустальную вазочку. Будем пить чай вприкуску.

Я выхожу из магазина, прижимая твердый кулек к груди.

И слышу за спиной:

– Куда пошла, б…ь?

Этим ужасным словом дядя Женя обзывает Лелю. Внезапно меня охватывает ярость, которой я не испытывала никогда в жизни, такая ярость, что если я закричу, вспыхнет трава и лопнут стекла в магазине. Это ругательство должно быть спрятано за стенами дачи Лагранских, а мальчишки принесли его сюда, в мой славный уютный мир с бабушкой и дедушкой, с чаепитием на веранде, с солнечными днями и добрым ветром, с игрой в ножички и песней из «Веселых ребят»; они швырнули его в бабушкину вазочку, как собачье дерьмо (да, я тоже знаю такие слова!), и скалят зубы, точно макаки.

– Вы! – кричу я, и наступаю на них. – Я вам …! …! …!

Все то, что я много дней подслушиваю у Лагранских, бьет из меня, как вода из шланга, и окатывает моих врагов. Это такая брань, которой они в жизни не слыхали. Я и не догадывалась, что так хорошо все запомнила.

– Идите …! – ору я.

У маленького Есенина отвисает челюсть. У остальных такие глупые растерянные лица, что если бы не завладевшее мной бешенство, я бы рассмеялась.

– Аня! – вопит за моей спиной возмущенная продавщица, появившаяся как чертик из коробки. – Ты ругаешься матом! Все расскажу Ивану Давыдовичу! Замолчи сейчас же!

Я тихая послушная девочка из хорошей семьи. Я говорю «здравствуйте» и «доброго вам дня», хожу за руку с бабушкой и вежливо поддерживаю разговоры взрослых. Так что тетя Люда никак не ожидает, что я брошусь в магазин, оттолкну ее и схвачу с прилавка жуткие сахарные щипцы.

– Сейчас я вам все зубы, …, вырву! – ору я и бегу на мальчишек. Щипцы мрачно сверкают в моих руках.

Я – смерть с косой, я воин с кривой саблей!

Видимо, я действительно страшна, потому что тетя Люда визжит в полный голос, а мальчишки пятятся и кидаются прочь. Они улепетывают так, что за ними дымовой завесой поднимается пыль, точно по дороге промчалась не дюжина пацанов, а кавалерийский отряд. Один из них брякнулся на задницу. Он ползет от меня, как таракан, не сводя расширенных глаз со щипцов. Щелкая ими, я направляюсь к нему.

К визгу продавщицы добавляется дикий крик мальчишки.

– А-а-а-а-а-а! – орет он. Ему удается наконец перевернуться, и он бежит, спотыкаясь на каждом шагу, кашляя от пыли, которую подняли его же товарищи.

Я смотрю ему вслед, тяжело дыша. У меня колотится сердце, а ноздри раздуваются. Щипцы так приятно увесисты в руке, что жаль расставаться с ними.

Продавщица наконец замолчала. Я прохожу мимо, не бросив даже взгляда в ее сторону. Все взрослые вызывают во мне чувство почтения и легкой боязни, но в эту минуту мне никто не страшен; я испытываю только презрение к этой толстой дуре, которую так легко обвели вокруг пальца лживые мальчишки.

Щипцы возвращаются на место. А где же мой сахар? Вот он, на прилавке! Убейте, не помню, когда я успела оставить его здесь.

Тетя Люда так и не произносит ни слова. Она ничего не скажет моему дедушке ни в тот день, ни позже – вообще никогда.

1

Щедровск оказался больше и благоустроеннее, чем ожидал Макар.

– Я насчитал всего два ухаба на десять километров дороги, – заметил он. – И вокзал неплох.

Сергей вел машину, которую они взяли напрокат.

– Город криминальный, – возразил он. – Уровень преступности здесь понизился только в последние десять лет. Однако на Мансурова нет вообще ничего, даже приводов в милицию. Вон, кстати, наша гостиница.

Илюшин посмотрел на двухэтажное здание с облупившейся штукатуркой и закатил глаза.

– Возможно, искать надо было в биографии Белоусовой, – продолжал Сергей. Пантомиму напарника он проигнорировал.

На балкон вышла женщина в халате и встряхнула полотенце.

– Это что, «Дом колхозника»? – не выдержал Макар.

– Дом колхозника – это твоя квартира, – флегматично сказал Бабкин. – А здесь, по отзывам, самое приличное место во всем городе.

Им выдали ключи от двух смежных номеров, просторных и чистых. Заставлены они были не рухлядью советских времен, как опасался Бабкин, достаточно повидавший провинциальных гостиниц, а простой добротной мебелью, выкрашенной в светло-голубой цвет. На широких кроватях лежали пестрые лоскутные покрывала. Илюшин, конечно, и здесь не удержался: заметил елейным тоном, что интерьер выдержан в стиле «сельский шик», но Сергей возразил, что вряд ли в каком-то селе ему так повезет с интернетом, и Макар заткнулся. Скорость действительно была приличная.

– Детский дом в городе только один, – сказал Илюшин, изучив сайт Щедровска. – Я возьму Мансурова, ты – Белоусову. Адрес знаешь?

– Разберусь.

2

Договориться о разговоре с заведующей Макару удалось без труда, но встретившая его женщина была настроена враждебно.

– Задавайте побыстрее свои вопросы. У меня много дел.

– Валентина Викторовна, я не журналист…

– Тогда зачем я вам понадобилась?

Они стояли в пустом вестибюле, где гулко звучали слова и шаги. Из приоткрытой двери, которую заведующая не стала закрывать, явно давая понять, что гость здесь не задержится, несло краской: снаружи на крыльце трудился маляр. Илюшин раскашлялся.

– Вы что, болеете? – Она неприязненно смотрела на него из-за стекол толстых очков. – Мне здесь зараза не нужна!

– Это от запаха. Валентина Викторовна, я частным образом расследую дело, в котором может быть замешан ваш бывший воспитанник. У меня нет никаких зацепок, совсем ничего. Буду благодарен вам за помощь. Любая информация, все, что вы помните, – все может пригодиться.

– О каком воспитаннике вы говорите?

– Об Антоне Мансурове. Помните такого?

Что-то изменилось в ее лице, хотя она быстро овладела собой.

– Пройдемте в мой кабинет.

В просторной комнате на стенах висели рисунки детей вперемешку с почетными грамотами. Гусева выдвинула ящик и широким движением смела со стола папки и документы. Поправила очки. Налила в стакан воды, но пить не стала. Включила стоявший в углу телевизор и сразу выключила. Илюшин внимательно следил за каждым движением заведующей.

– Что вы хотите знать? – резко спросила она.

– Что собой представлял Антон, когда жил у вас, – не задумываясь, ответил Илюшин.

– Целеустремленный, интеллектуально сохранный, спокойный, жизнерадостный, – казенным голосом перечислила Гусева.

Макар про себя вздохнул. «Отличная могла бы быть характеристика Бабкина».