В тех случаях, когда она приезжала к обеду, ели они за столом на кухне, вот и постучалась она, по привычке, в дверь черного хода, а не в парадную.

Они с Грейди были друзьями. Ни один мужчина — или женщина — не мог стать в ее жизни кем-то еще, но она считала Грейди Адамса особо хорошим другом.

Он знал, какие вопросы можно задать, а от каких лучше воздержаться. Он понимал, что любопытство надобно утолять далеко не во всем.

Возможно, они так хорошо ладили и потому, что она тоже знала, где нужно остановиться. Не рассматривала друга как психотерапевта, который должен ее излечить, и сама не считала себя таким психотерапевтом для Грейди.

У них было много общего, но делились они друг с другом далеко не всем. Собственно, чем больше люди знают о твоем прошлом, тем меньше видят тебя такой, какая ты сейчас, и тем в большей степени воспринимают тебя такой, какой ты была и давно уже быть не хочешь.

Ни слова, ни время не лечат. Лечит только жизнь, если лечение вообще возможно, жизнь, которой ты живешь, насколько можешь жить, со всеми приобретенными привычками и намерениями, не до конца ясными даже тебе, жизнь сквозь время и за временем, где уже больше не нужны ни терапевты, ни хирурги, чтобы унять боль или вырезать ее.

Камми взяла с собой медицинский саквояж. Когда поднималась на крыльцо, Грейди открыл дверь.

Как и всегда, внешне он ей понравился: крупный, чуть грубоватый, с волевым подбородком, решительным ртом и добрыми глазами. Доброта эта была на виду, точно так же, как синева радужек.

Некоторые могут утверждать, что доброта не читается в глазах доброго человека, точно так же, как злость не читается в глазах злого. Но Камми сразу видела и первое, и второе: зло — потому что натерпелась от него, доброту — потому что очень долго жила в ее отсутствие, и когда доброта появлялась, сразу подмечала ее.

Она читала о мужчине по имени Гомер, который в шестилетнем возрасте перенес загадочное неврологическое заболевание и на тридцать последующих лет напрочь лишился обоняния. И однажды, ему шел уже тридцать седьмой год, когда сорвал розу, чтобы полюбоваться ее видом, красотой лепестков, обоняние разом вернулось к нему. Шок был таким сильным, что Гомер рухнул на землю, потеряв сознание. А в последующие годы, различая уже все запахи, он оставался особенно чувствительным к аромату роз. О цветущем кусте узнавал за два квартала и, еще не войдя в цветочный магазин, мог сказать, есть в нем розы или временно отсутствуют.

И доброту в глазах этого мужчины Камми видела так же ясно, как Гомер распознавал розы на расстоянии или за плотно закрытыми дверями.

На этот раз, когда Грейди здоровался с ней, она увидела не только доброту, но и кое-что менее знакомое: детское волнение и изумление.

— Мне следовало лучше тебя подготовить.

— Подготовить меня?

— По телефону. К этому.

— Я принесла медицинский саквояж. — Она прошла на кухню.

— Я не об этом. Подготовить в другом смысле. — Он закрыл дверь. — Хотя я не уверен, что такое возможно. Я хочу сказать, подготовиться. К такому.

— Ты заговариваешься?

— Если послушать, то да. Многое произошло. Я не знаю, как это все понимать. Как с ними быть. Может, ты поймешь. Они в гостиной.

Камми последовала за ним, пересекая кухню. У самого коридора Грейди остановился. Она чуть не ткнулась ему в спину.

Он повернулся к ней:

— Я даже боюсь вести тебя туда.

— Боишься… почему?

— Может, ты не удивишься. Может, у тебя найдется для них слово. И тогда это будет не нечто. А пока это нечто. Я хочу сказать, нечто необыкновенное. Но откуда мне это знать? Я слишком много говорю, да?

— И на тебя это совершенно не похоже.

— Они съели моих кур. И долю Мерлина тоже. Я предполагаю, что это они. Доказательств у меня нет.

— Я здесь не для того, чтобы арестовать их.

— Но кто еще мог их съесть? Может, тот, кто включал свет в мастерской.

Не понимая, в чем дело, Камми тем не менее решила подыграть.

— Может, выключатели в мастерской пахли, как куры? Это послужит каким-то доказательством?

Грейди отвернулся от нее, потом вновь повернулся к ней лицом.

— Мне без разницы, они съели кур или нет. Меня удивляет другое — они сразу вошли. Я хочу сказать, в дом. Дикие животные не так смелы.

Он вновь двинулся к гостиной. Но через три шага остановился, обернулся к ней. Она врезалась в него. Грейди одной рукой поддержал ее.

— Дикие, смелые, но неопасные. Даже наоборот. Почти ручные. Словно чьи-то домашние любимцы.

Отпустил Камми и пошел дальше.

Опасаясь, что он вновь внезапно остановится, Камми не сдвинулась с места.

Он оглянулся уже в арке, которая вела в гостиную.

— Чего ты ждешь? Иди, иди.

В гостиной Мерлин сидел на полу. Посмотрел на Камми, его хвост дернулся, но он не поспешил к ней, как бывало обычно. Его внимание целиком и полностью занимали два существа, которые расположились перед ним на диване.

Размерами с шестилетних детей, они сидели, как могли сидеть дети, не на задних лапах, как собака или кошка, но на заду, опустив ноги вниз.

В передних лапах каждое существо держало собачью игрушку и с интересом ее разглядывало. Желтую плюшевую утку, пурпурного плюшевого кролика.

Они и сами напоминали плюшевые игрушки: с густой блестящей белоснежной шерстью, с лишенными шерсти угольно-черными носами, губами, лапами.

— Ну? — спросил Грейди. — Это нечто? Это нечто или нет?

Камми посмотрела на него. Кивнула. Обрела голос.

— Да. Нечто, будь уверен.

Она поставила на пол медицинский саквояж. Ноги стали ватными. Она села на подставку для ног напротив животных. Присмотрелась.

Черепа круглые, а не удлиненные, будто у собак, морды плоские в сравнении с собачьими. Носы и губы скорее кошачьи. Выдр они напоминали больше, чем кошек, но выдрами они не были.

Головы в сравнении с телом у них были побольше, чем обычно у животных, поэтому огромные глаза не казались ни гротескными, ни выпученными. Когда животные моргали, Камми видела, что веки у них такие же черные, как носы и губы.

Эти существа отличались от млекопитающих и многим другим, но прежде всего внимание Камми приковали глаза.

У некоторых животных, ведущих ночной образ жизни, скажем, обитающих в африканском буше, глаза достаточно большие в сравнении с телом. Но она не могла назвать ни одного с такими огромными глазищами.

— Большие глаза для ночного видения необязательны, — рассуждала Камми, обращаясь не только к Грейди, но и к себе. — Животные, которые могут бодрствовать как ночью, так и днем, подобно кошкам и собакам, хорошо видят в темноте. Потому что у них большие зрачки и множество фоторецепторов в радужках.