А мне…мне снова стало невыразимо неприятно, противно даже просто от того, что я нахожусь рядом с ним. Как я могла забыть, что именно так Кирилл думает о женщинах!? И как я могла подумать, даже на мгновение когда-то, что у него может быть другое отношение КО МНЕ?!

Я снова повернулась к окну и начала молить Бога, чтобы мы как можно скорее оказались дома, чтобы не возникло никакой пробки, чтобы скорее все закончилось и мне не пришлось больше дышать одним воздухом с этим невыносимым, ужасным человеком!

Человеком, который, сам того не осознавая, спасет моего Егорку…человеком, который снова станет отцом…

Нет, нет. Ему точно нельзя ничего знать! Такому чудовищу, как он — точно!



Я вижу на дороге сбитого щенка и понимаю, что он ещё шевелится, корчится в муках, но пытается бороться за право жить. И внутри передёргивается что-то. Резко торможу машину, и Седой покачивается. Он хмурится, глядя на меня, и ворчит:

— Из меня сейчас чуть не вылетело всё содержимое желудка! Что ты за псих, Дикий? Разве можно так тормозить?

Замечаю в зеркале заднего вида перепуганный взгляд Малой. Она не понимает, что происходит, но смотрит на меня с нескрываемой паникой. Я почти чувствую, как горят кончики её ушей. Она боится, что я хочу разорвать этот Гордиев узел, который царит между нами, накаляя обстановку всё сильнее.

— Дикий, ты из-за этой срани притормозил? — бросает взгляд на щенка Седой, а я прижимаюсь к обочине и отстёгиваю ремень безопасности. Ставлю машину на аварийку, прикрывая тачкой щенка, чтобы больше никакая бесчувственная тварь не проехалась по нему.

— Единственная срань здесь ты! — зло цежу сквозь зубы я и выхожу из машины.

Следом за мной вылетает Седой, но совсем не для того, чтобы разобраться из-за тяжкого оскорбления, которое я нанёс его психике. Кажется, он и не понял моих слов. Я присаживаюсь рядом со щенком и внимательно оглядываю его, проверяю, насколько серьёзны повреждения, и не задеты ли жизненно важные органы. Он негромко поскуливает и смотрит на меня с надеждой. Он доверяет мне, и только я в эту секунду могу помочь ему. Если повреждения серьёзные, то я избавлю его от мук, но нет… Сердце начинает стучать размеренно, когда я понимаю, что его можно спасти. Кровь бьётся в жилах теперь уже медленнее, и я немного успокаиваюсь.

— Жить будешь, Морда! — улыбаюсь я и поглаживаю щенка по его шёрстке персикового цвета, перепачканной в грязи и крови.

Не знаю, есть ли у него переломы, поэтому боюсь поднимать. Нужно как-то перевезти его в клинику.

— Кирилл, тебе помочь? — несмелым голосом спрашивает Малая. И когда она только успела выйти за нами?

Седой курит в сторонке. Наверное, считает меня психом, что решил потратить время на умирающего пса, но мне плевать. Кто ещё поможет ему, если все будут спешить по своим делам и проезжать мимо? Если все поступят как та тварь, которая сбила и бросила его умирать?

— В багажнике есть покрывало. Принеси, пожалуйста! — прошу я, и Малая уходит, а через минуту возвращается с покрывалом, на которое я перетягиваю маленький скулящий комок.

Щенок начинает завывать так, что у меня аж уши закладывает, и мне даже страшно смотреть, что там, на стороне его тушки, на которой он лежал. Впрочем, я не ветеринар. Положив его на заднее сиденье автомобиля, рядом с Малой, я прошу придержать его на всякий случай и возвращаюсь на своё место. Седой ещё докуривает сигарету, поэтому я зло зажимаю сигнал.

— Ты чего такой психованный, Дикий? Ну тебе ничего минутка не дала бы, а у меня отлегло бы… — ворчит он, а я не даю ему пристегнуться и рву с места.

— Может сказаться даже одна секунда. Если бы подыхал ты, то говорил иначе! — рычу ему в ответ я.

Выворачиваю по пути следования навигатора, который перенастроил на ближайшую ветеринарную клинику и дрожащей рукой вытаскиваю из пачки сигарету. Закуриваю и максимально широко открываю окно, чтобы запах не тянуло на Малую, ведь я помню, как сильно он не нравился ей. Я нарушаю все правила движения, но мне глубоко плевать на это. Никогда не был правильной паинькой, а теперь тем более не буду.

Всё происходит как в тумане. Я не помню, как добираюсь до клиники, как сую врачу щенка и требую от него, чтобы вытащил псину с другого света, если потребуется. Сую ему десятку и говорю, что я непременно вернусь, и если ещё нужно будет доплатить, то в долгу не останусь. Ветеринар тут же приступает к обработке животного, а я понимаю, что вряд ли ещё увижусь с ним. Я вернусь в клинику, чтобы оплатить все процедуры, но я не собираюсь смотреть в эти преданные глаза, которые будто бы молят меня не оставлять его одного.

В машину я возвращаюсь взвинченный. Кажется, что вся кожа покрылась тонкими иголками, как у того дикобраза. Седой снова курит, но едва видит меня, бросает сигарету и садится в салон.

— Как он? — обеспокоенным голосом спрашивает Малая, но я игнорирую её слова.

Лучше бы подумала о больном сыне, которого бросила на няньку из-за своего придурка мужа. Меня бесит тот факт, что Малая оставила ребёнка с чужими ему людьми, ведь в таком состоянии он особенно нуждается в маме. Впрочем, всё это их дела… Их заботы. Почему я вообще должен беспокоиться об их пацане?

Подъезжаю к дому Седого, поворачиваю, но не могу проехать к подъезду, потому что какая-то курица, а иначе я просто не могу назвать тупую мамашу с коляской, вставшую посреди дороги, разинувшую рот и уставившуюся в свой телефон. Она что-то клацает там и лыбится, словно приняла какие-то колёса и находится в комнате на диване, а не на улице посреди дороги.

Я сигналю, но она бросает взгляд, чуть кривит губы и сдвигается буквально на пару сантиметров. Внутри всё закипает. Она совсем отмороженная? Неужели не боится, что я поеду и снесу её вместе с коляской ко всем чертям собачьим?

То ли на меня действует общее напряжение, то ли попросту проходит ассоциация с Малой. Вот такая же счастливая и воздушная она гуляла с коляской… не с моим ребёнком. Я выскакиваю из машины, матерю дурёху на чём свет стоит и сам отвожу её коляску в сторону. Девка принимается кудахтать что-то, как самая настоящая наседка и смотреть по сторонам, словно ждёт помощи от кого-то, а я сажусь за руль и продолжаю свой путь до подъезда Седого. Внутри всё клокочет от ярости. Ну как таким тупым людям даются дети? Наверное, как моему другу… Ему же ребёнок не нужен. Был бы нужен, он бы наплевал на пикники и все, что с ними связано. Он бы не шатался по клубам, а сидел у кровати сына. По крайней мере я именно так и поступил бы.

Паркуюсь на обочине у подъезда и пытаюсь перевести дух. Малая выскакивает из машины быстро и семенит в дом. Она ничего не говорит мне на прощание, а когда оглядывается на мгновение, то я вижу в её взгляде столько ненависти, что в ней можно утонуть, захлебнуться, как в глубоком болоте… Наглотаться её и подохнуть. И мне паршиво от этого, но одновременно я понимаю, что всё верно. Ей стало жаль эту дурёху? Ну конечно, я полный отморозок. Бандит. Убийца, как она говорила. Выхожу из салона, чтобы перекурить вместе с Седым. Не знаю, стоит ли нам с ним продолжать дело… Не проще ли просто взять и расстаться на берегу? Прямо сейчас? Я могу послать его вложения куда подальше, наплевать на связи, о которых мы договаривались… Но почему не делаю этого? Почему ещё не сделал?