— Именно так, именно так, — с видом знатока закивал головой пан Паливец.

Мастер с довольным видом поглядел на ученика и сказал:

— Прекрасно! Вот и мы сейчас займемся созданием тверди и отделением воды. Сей процесс, как вы, несомненно, помните, уважаемый пан Паливец, ваш кумир Фламель назвал в своем труде «Книга прачек» разделением. Separatio, сиречь выпаривание.

Трактирщик, коему импонировало столь уважительное обращение к его персоне королевского следователя, расплылся в улыбке.

— Бог ты мой, да это же просто! — воскликнул он и, не дожидаясь дальнейших указаний Платона, крикнул, чтобы в комнату принесли жбан, в коем кипятят белье постояльцев.

— Нет, уважаемый пан Паливец, — сказал, вставая, мастер. — Лучше будет, если мы с вами пройдем к вам на задний двор, где вы, как и во всяких других чешских постоялых дворах и гостиницах, кипятите.

Трактирщик пожал плечами, всем своим видом давая понять, что он хотел как лучше, и компания направилась на задний двор, где расторопные мальчишки под руководством жены Паливеца уже натаскали в огромный котел воды и разложили под ним дрова.

Мастер встал у котла. Остальные участники Великого Делания расположились по окружности, внимательно наблюдая за действиями библиотекаря. Платон самолично разжег огонь под котлом и объявил, что надобно подождать, пока вода закипит.

— А не соблаговолит ли любезный пан Паливец распорядиться, чтобы нам покуда принесли пива? — поинтересовался он у трактирщика.

Тот подобному предложению чрезвычайно обрадовался. Не прошло и пяти минут, как перед новоявленными алхимиками поставили стол с чистой скатертью, на который хозяйка натаскала еды и перед каждым поставила объемистую кружку с пивом.

— Вот уж никогда бы не подумал, что Делание может оказаться таким прекрасным времяпрепровождением, — заметил трактирщик, в один присест выпив чуть не полкружки. — А не расскажете ли вы, уважаемый пан Платон, нам что-нибудь занимательное, покуда мы создаем твердь и отделяем воду, — предложил он мастеру.

Тот улыбнулся:

— Почему бы и нет. Только я постараюсь не уподобиться Майклу Скотту, коего великий итальянский поэт Данте встретил в аду, куда его поместили за то, что Скотт чересчур подробно передавал непосвященным таинства магии. — Мастер по привычке набил трубку, закурил и продолжил: — Вы, уважаемый пан Паливец, не зря приглашаете на алхимические изыскания вашу пани. Да будет вам известно, что Королевское искусство было изобретено, если так можно выразиться по отношению к науке, переданной нам свыше, женщинами.

У Паливеца и Йошки округлились глаза.

— Да-да, друзья мои, — сказал Платон, видя столь явное удивление на лицах новоявленных алхимиков. — Если Йозеф так хорошо помнит Библию, то ему нетрудно будет процитировать нам то место, в коем говорится о павших ангелах, увидевших дочерей человеческих.

Йошка, как ни напрягал память, так и не мог вспомнить о том, что просил его процитировать учитель. Ему на выручку пришел трактирщик.

— Я, кажется, помню тот отрывок, о котором вы говорите, уважаемый пан Платон, — сказал он. — Там говорится о том, что ангелы стали жить с дочерьми человеческими и у них рождались дети.

— Именно так, — сказал библиотекарь. — И вот эти ангелы, дабы дочери человеческие стали для них более привлекательными, подарили им некие знания, как то: использование красящих веществ для увеличения красоты, а также алхимические процессы для изготовления украшений. Именно так утверждал Зосим Панополитанский, когда передавал в своих трудах устную легенду о возникновении алхимии.

— Надо же! — воскликнул Йошка.

— Да, сын мой. Кстати, посмотри, не закипела ли в котле вода, — попросил ученика мастер.

Йошка убедился, что вода закипела, и получил весьма странное указание.

— Отмерь горсть соли, смешай ее с ртутью и брось все это в воду, — приказал Платон Пражский.

Видя недоумение своих товарищей, он счел должным пояснить:

— Как известно, все состоит из четырех элементов: воды, огня, воздуха и земли. Вот и мы в воду, разогретую огнем, добавляем соль — суть земли и ртуть — символ воздуха.

Паливец тут же согласно закивал головой.

Юноша аккуратно смешал искомые элементы и бросил их в воду. Та вскипела, обливая все вокруг мелкими брызгами.

— Замечательно! — обрадовался такой реакции библиотекарь. — Правда, иные мисты утверждали, что имеется еще пятый элемент. Так называемый первоэлемент.

— А что это такое? — спросил любознательный Йошка, садясь на прежнее место подле учителя.

— Квинтэссенция, пронизывающая Вселенную и тело человека, — громким тоном сказал Платон. — Однако вернемся к женщинам. Самой знаменитой, пожалуй, является Мария-еврейка. Именно ей приписывают многочисленные открытия в Делании.

— Уж не та ли это Мария-еврейка, которая на самом деле являлась сестрой Моисея? — спросил мастера Паливец, щедро разливая из глиняного кувшина по кружкам пиво. — Известная искусница Мириам, о которой много раз упоминал Рехлин. Я помню, что именно она первой вывела искусственного человека, прозванного позднее гомункулом.

Теперь настала очередь пана Платона удивляться.

— Вот уж никак не ожидал, пан трактирщик, что вы окажетесь столь сведущи в опытах подобного рода.

Паливец от удовольствия расплылся в блаженной улыбке.

— Да я скорее начитан и наслышан, — скромно сказал он. — Ваш товарищ, пан Новотный, много раз завтракавший и ужинавший у меня в трактире, любил после сытной пищи поболтать, сидючи у камелька. Иной раз и книжку какую давал почитать. Только у него все больно мудреные книжки были. Однако и я не дурак, — гордо заметил пан Паливец, оглядывая новоиспеченных алхимиков взором, в коем явственно читалось, что уж кто-кто, а трактирщик себя дураком не считает.

— Мы и не сомневались в этом, — глубокомысленно заметил Йошка, прихлебывая дармовое пиво. — Учитель, а кто еще из знаменитых женщин был алхимиком? — спросил он у мастера.

— Как кто? — удивился тот. — А египетская царица Клеопатра? Клеопатра была наипервейшей мастерицей по части варить золото. При ней Египет расцвел. Александрия, знаменитая своей библиотекой, в коей, согласно слухам, скрывался до поры до времени «Алый Гримуар Орфея», была в полном ее распоряжении.

Сказав о гримуаре, королевский следователь бегло глянул на трактирщика и, к своему удовлетворению, отметил, как тотчас же заблестели глаза его, едва пан Паливец услыхал о знаменитой книге.

Так за приятными разговорами новоиспеченные алхимики и не заметили, как на двор опустился вечер, сумерками смазывая четкие днем очертания окружающих предметов. Йошка изредка вставал, чтобы подбросить под котел поленьев. Время текло незаметно, словно процеживаемое сквозь тряпицу только что надоенное молоко.

Наконец вся вода, что была в котле, выкипела, и на дне образовался удивительный осадок. Осадок этот имел некую непонятную субстанцию, которую юноше никогда не приходилось видеть. Паливец пригласил свою жену поглядеть на удивительный осадок. Платон объявил, протягивая ей небольшую лопатку: