– Оставайся в поле зрения.

– Как скажешь, – пожал плечами тот.

Антенна торчала из кормы горизонтально метров на десять в открытый космос. Паскаль осторожно пошел по мачте. Песенка, издаваемая браслетом, ускорила свой темп. Запахло озоном. Край сферы был где-то рядом. Сейчас Томаса отделяла от смерти невидимая граница озонового пузыря, окутывающего Эсте и удерживающего вокруг корабля атмосферу.

Томас добрался почти до края антенны. Стало холодно. Дышать было легко, но воздух бедный кислородом, не насыщал легкие, вызывая странное ощущение сравнимое с необъяснимой паникой. Паскаль остановился на мачте, у самого края бездны. С одной стороны была палуба Эсте с запачканным кровью и ржавчиной Риганом. Со всех остальных сторон – космос. Ощущение дикое. Охотник никогда не чувствовал себя настолько беззащитным.

– Что я должен увидеть, – спросил он.

– Просто открой глаза и все поймешь, – крикнул отступник.

– Они и так открыты…

Когда Риган послал охотника на антенну, он полагал, что тот ахнет от удивления, выругается, схватится за голову, осознает, наконец, всю чудовищность проблемы, но тот, похоже настолько не был подготовлен, что даже не заметил очевидного. Или не хотел замечать…Или он просто болван.

– Прямо перед тобой… – вздохнул беглец. – Резервный ускоритель. Видишь его?

– Предположим, – ответил Паскаль, заметив ряд здоровенных сопел. Черные, блестящие от инея, способные поместить в себя грузовик…

– Он никогда не был в работе, – произнес Риган. – Предназначен для разгона корабля до определенного значения скорости, перед подключением ионных двигателей. На случай выхода из строя главного ускорителя.

– Очень интересно, – отозвался охотник, пытаясь уловить темп мелодии издаваемой браслетом.

Казалось, песенка продолжает набирать скорость.

– Присмотревшись, – продолжил Риган, – можно разглядеть основные двигатели Эсте. Если верить статистике скармливаемой нам правительством, то они работают постоянно и стабильно.

– Отсюда не видно, работают они или нет, – парировал Том.

– Согласен. Кстати ты в курсе, какую скорость мы развиваем?

– Давай, проясни…

– Десять процентов от скорости света, – ответил беглец, безо всякой доли пафоса.

– Ближе к делу, Джон, – поторопил Паскаль, уже не в силах выносить головокружение. – Что, конкретно ты хотел мне показать?

– Шлейф, Том! – воскликнул Риган, всплеснув руками. – Шлейф, создаваемый ионной тягой и тянущийся за кораблем на десятки километров!

– Не вижу ни чего подобного…

Тут Томас понял, что хотел сказать отступник: отсутствие хвоста или что там оставляет после себя ионная тяга, могло значить лишь одно – основные двигатели не работали.

Охотник вернулся на палубу. Постояв немного у колонны и собравшись с мыслями, он осторожно, чтобы вновь не спровоцировать головокружение, повернулся к беглецу.

«Что дальше?» – единственное, что он мог спросить в данном случае, но Ригана на месте уже не было.

Отступник ушел. Оставил палубу и позволил Томасу самостоятельно принять решение, а может он просто побоялся, что Паскаль доделает свою работу, будучи давно в курсе происходящего.

Но, Том не был в курсе. Он всегда боялся «пророчеств» таких вот ренегатов, боялся, что они окажутся правдой, и вот это произошло. Теперь он знает все. Как отнесется к этому Элина Ламанг он не мог предположить. Да, она всегда была осведомлена, относительно работы систем, но скрывала это. Может, для того, чтобы избежать волнений, чтобы не создавать паники раньше времени. Может об этом знали многие, например, гипотетическая бригада техников, «бьющаяся» с проблемой и пытающаяся запустить двигатели, программисты, ученые, куча людей, работающая над этим. Но, почему охотник не знал об этом? Чтобы не бояться убивать? Или была какая-то другая причина?

Том взъерошил волосы, в попытке выгнать из головы ненужные и преждевременные вопросы. Не стоит сейчас давать волю собственной фантазии. Надо успокоиться, собрать мысли в порядок и обсудить все с Ламанг. Может статься, что и она ни о чем не подозревает. Может цербо водит ее за нос?

* * *

– Куда? – спросил охранник, преграждая Паскалю путь на пороге главного здания Эсте. – Еще слишком рано для приемов.

Он был крупнее Тома, шире в плечах и выше. Его лицо, словно высеченное из камня, ничего не выражало, а глаза были спрятаны за темными, почти непрозрачными окулярами, позволяющими видеть в кромешной темноте и транслирующими карту местности прямо на сетчатку, или даже на подкорку. Паскаль пытался как-то «выбить» себе такой «агрегат», но Ламанг отказала, сославшись на нехватку подобного оборудования.

– Я по личному вопросу, – ответил Том, невольно бросая взгляд за спину оппоненту.

По ту сторону стеклянных дверей внутри едва освещенного холла маячил еще один охранник, без окуляров. Встретившись с Паскалем взглядом, он поспешил убраться из поля зрения, дабы не выдавать своей озабоченности появлением охотника. Как будто догадывался о причинах его визита.

В холле включился свет, стал виден длинный покрытый белой облицовкой коридор, двери с табличками над каждой из них, и немыслимое количество электронных наблюдателей, расставленных чуть ли не через каждый метр.

Охранник в глубине здания сел за стол, стараясь не смотреть в сторону гостя.

– Прием по личным вопросам…, – начал было преградивший дорогу…

– Знаю, – оборвал Томас. – Просто свяжитесь с Ламанг, скажите дело срочное. Пусть она сама решит, принимать меня или нет. Уверен, она уже проснулась.

Оппонент раздраженно вздохнул. Спорить с Паскалем было бесполезно, особенно учитывая ряд привилегий коими «наградила» его Ламанг.

– Подожди здесь, – попросил охранник, исчезая в длинном коридоре за стеклянными дверями.

Томас остался снаружи.

«Солнце» поднималось на востоке, заливая окрестности ровным желтым светом, озоновая сфера помутнела и приобрела голубоватый оттенок. Крыши высоких зданий осветились, отбросив длинные тени на строения, что пониже.

Паскаль не знал, что представляет собой обогревающее Эсте светило: какой-то мощный излучатель, питающийся от портативного реактора и снабженный собственным приводом. «Солнце» вращалось вокруг продольной оси корабля, и находилось за пределами озоновой сферы. Таким образом: корма Эсте условно считалась югом, нос севером, а левый и правый борта, соответственно западом и востоком. Когда это было придумано и кем, не имело особого значения, главное эти понятия всегда оставались общепринятыми и здорово облегчали ориентирование.

Днем центральная часть Эсте (главная палуба, часть Урбо плюс окраина промышленной зоны) были хорошо освещены, тогда как нос и корма всегда оставались в относительной тени. Несмотря на всеобщее социальное равенство, люди, живущие «в тенях», всегда считались статусом ниже жителей освещенного центра.