Двор был пуст.

«Но секунду назад здесь кто-то был», — подумала она.

Машинально оглядела мостовую. Кроме отпечатков ее ботинок — нигде никаких следов. Рука ее тряслась — обычная послешоковая реакция. Она отметила это с дотошностью врача точно так же, как и тот факт, что пар от ее дыхания смешивается с туманом как-то по-иному. «Кажется, туман стал гуще…» Все это было неспроста. Она знала это. «И езде — запах», — думала она, напряженно оглядывая замкнутые двери, запертые ставни, сгустившиеся и как-то странно искривленные тени. Он по-прежнему витал во дворе — запах крови, гниения и еще чего-то такого, чего она не ощущала ранее и не хотела бы ощутить снова… Было что-то противоестественное в этом запахе.

И так близко к ней. Так ужасающе близко.

Прошло секунд сорок, прежде чем Лидия рискнула отойти от прикрывающей спину стены.

Все еще опасаясь выйти на открытое место, она двинулась в сторону приглушенного шума, доносившегося с Монмаут-стрит. Каждая замкнутая дверь, каждый закрытый магазин, казалось, таили опасность. Добравшись до соседнего двора, Лидия уловила краем глаза какое-то движение. Повернув голову, увидела девчушку лет четырнадцати-пятнадцати в дешевом безвкусном наряде, явно приобретенном в лавчонках Ист-Сайда, стоявшую у стены неподалеку. — Эй, мистер, не скучно тут прогуливаться одному? — услышала Лидия. Произнесено это было несколько в нос и с весьма профессиональными интонациями.

Некоторое время Лидия стояла, уронив руку с ножом, не представляя, что будет, если она закричит. За плечом девчушки тьма была особенно густа, увидеть того, к кому она обращалась, было трудно. Но Лидии почудилась на секунду знакомая вспышка злобных глаз.

Ускорив шаги, она выбралась, дрожа, на улицу и, остановив первый кэб, велела ехать в Блумсбери.

В эту ночь она так и не решилась погасить лампу, горящую возле ее кровати.

Утренняя почта доставила Эшеру конверт без обратного адреса, содержащий чистый лист бумаги, в который завернута была квитанция гардероба Британского музея. Эшер закончил конспектировать свои вчерашние изыскания, список жертв Лотты Харшоу, замеры следов и отпечатков, взятые на Хаф-Мун-стрит, после чего упаковал конспекты в коричневую сумку, которую сдал затем в гардероб музея. После получасового изучения в большом купольном зале придворных хроник краткого правления королевы Мэри он вынул из кармана конверт, адресованный мисс Присцилле Мерридью, вложил в него свою собственную квитанцию, заклеил и прилепил марку. Уходя, он получил в гардеробе по присланной утром квитанции точно такую же коричневую сумку. Отправив по дороге свое послание Лидии, он добрался домой, где извлек из полученной сумки сложенные в несколько раз листы бумаги, исписанные размашистым почерком жены.

Даже предварительный список лондонских домов, не менявших владельца (путем продажи или наследования) за последнюю сотню лет был пугающе длинным. Наверное, Государственный архив привел бы дюжину причин, почему некоторые виды собственности не были упомянуты вообще, но Эшер был благодарен ему хотя бы за то, что Хаф-Мун-стрит, 10, был в списке. «Это ведь только начало, — подумал он. — Это лишь предварительный список…»

Название бросилось в глаза.

Эрнчестер-Хаус.

Какой-то момент Эшер пытался сообразить, почему оно ему так знакомо, затем вспомнил. Карлотта Эрнчестер — так именовалась Лотта на старых счетах от портного.

Когда Эшер прибыл на Чансери-Лейн в Государственный архив, Лидии там не было — условие, обговоренное заранее. Днем вампиров можно было не бояться, но убийца (хоть это и не нравилось Эшеру), скорее всего, был человеком, то есть мог одинаково успешно действовать и днем, и ночью.

Эшер устроился за столом в самом укромном уголке и послал запрос через клерка, сознавая, что, возможно, еще кто-либо в этом длинном зале точно так же изучает старые записи, выискивая упоминания о непроданных домах и о необнаруженных трупах. Вон тот мужчина с седеющими бакенбардами — достаточно рослый и крепкий, чтобы сорвать ставни с окон Эдварда Хаммерсмита. Праздно откинувшись на спинку стула, Эшер рассеянно скользнул взглядом по ботинкам незнакомца, сверкающим армейским глянцем. Нет, ступня у него явно была гораздо шире того следа, замеренного Эшером.

«Высокий и физически сильный человек…» — размышлял он, праздно глядя в высокое окно, за которым виднелись причудливые готические крыши. Человек, способный выследить вампира? Даже такого неуклюжего и необученного птенца, как Забияка Джо Дэвис? Или Забияка Джо, оглушенный иным бытием и напуганный смертью Кальвара, был поражен обыкновенной манией преследования? Бог его знает… Уж если Исидро то и дело нервно оглядывается, то сколько же осталось жить Дэвису, тем более теперь, без помощи Кальвара?

Эшер сделал мысленную пометку: Забияка Джо не сомневался в том, что Кальвар именно убит, а не просто исчез. То же самое предполагал и Исидро…

Так что, скорее всего, убийца был человеком его круга, умеющим вычислить тех, кого он не в силах выследить.

«Должно быть, человек изрядного терпения, — размышлял Эшер, перелистывая пыльные страницы, — способный просеять все эти записи, имена, акты и завещания, найти таким образом жилище вампира и превратить хозяина в пепел».

Определенно, человек большой решимости и силы — одним ударом отсечь голову блондинке, лежащей в гробу на Хайгейтском кладбище!

И (пожалуй, самое странное) человек, который верит в вампиров изначально, еще до совершения своего первого убийства, знает заранее, за кем он охотится.

Забавно…

В конце концов. Забияку Джо мог выслеживать сам Исидро или этот таинственный Гриппен. В этом случае Эшер подвергался двойной опасности: если Джо обнаружит, что у него на хвосте Исидро, он, конечно, решит, что Эшер его предал.

Переворошив уйму бумаг, он выяснил, что Эрнчестер-Хаус был продан в начале восемнадцатого столетия графом Эрнчестерским некоему Роберту Вантхоупу. Сам дом располагался на Савой-Уок — место, смутно знакомое Эшеру, древнейший район Лондона, бесчисленные крохотные дворы и аллеи неподалеку от Темпла. Странно, но такое впечатление, что это была единственная сделка Роберта Вантхоупа — судя по записям, в Лондоне он ничего больше не приобретал.

За десять минут Эшер добрался до Сомерсет-Хауса, где, изучив нотариальные бумаги, удостоверился, что мистер Вантхоуп завещания не оставил — странный поступок для человека, обладающего достаточными средствами, чтобы купить городскую резиденцию графов Эрнчестерских. Краткий визит в другое крыло огромного здания подтвердил подозрение, что свидетельство о смерти Вантхоупа отсутствует, как, кстати, и свидетельство о его рождении.

«Как говаривал профессор Доджсон, — подумал Эшер, — все любопытнее и любопытнее». Имя, определенно, вымышленное. Больше Эрнчестер-Хаус в бумагах не упоминался ни разу.

Он покинул здание около пяти часов. Сырой ветер дул порывами с Темзы, когда Эшер пересек широкий мощеный двор и вышел на улицу. Несколько минут он вспоминал, как добраться до Савой-Уок, затем сообразил, что до наступления темноты никто ему в Эрнчестер-Хаус дверь не откроет и что неплохо бы предварительно сделать кое-какие покупки.