— Можешь ли ты убить китайского мандарина… — тихо произнесла Лелька.

— Что?

— Есть такая категория — «нравственные дилеммы», это когда ты должен сделать непростой для себя выбор, — объяснила Лелька. — Представляешь, когда у людей спрашивают, нажмут ли они кнопку, если им заплатят миллион долларов, но при этом в Китае умрет один китайский мандарин, большинство отвечают утвердительно. А когда у них спрашивают, нажмут ли они на кнопку, если в результате умрет какой-то близкий им человек, родственник, друг или просто знакомый, то все отвечают отрицательно.

Нажать на кнопку и тем самым убить человека, которого ты никогда не то что не видел, а который вообще какой-то непонятный китайский мандарин, и он погибнет где-то там, в далекой стране, а ты про это даже не узнаешь, очень легко. Убить кого-то и видеть последствия его смерти, горе родных очень трудно. Эти догхантеры убивают собак как китайских мандаринов, понимаешь?

— Понимаю. — Максим шмыгнул носом и согласно кивнул. — Мама, я не знаю, я бы, наверное, тоже согласился убить китайского мандарина. Я бы не увидел, как он умирает, и вполне мог бы себе представить, что на самом деле этого нет. А миллион долларов — это круто. Ты бы могла не работать так много. Это очень плохо, что я так говорю? Я такой же, как догхантеры?

— Нет, сыночек. Это все-таки не совсем прямая аналогия. Дилемма как раз в том, чтобы сделать нравственный выбор между своей выгодой и сохранением чьей-то совершенно гипотетической жизни. Большинство людей приговаривают китайского мандарина, так что не кори себя. С догхантерами все проще и страшнее. Жизнь полна несправедливости. Поэтому они будут ходить на свободе, но… только до тех пор, пока кто-то не поступит с ними так же жестоко, как они. Рано или поздно зло всегда бывает наказано. Поверь мне.

— Разве? — Максим недоверчиво посмотрел на нее.

— Да. Возмездие неотвратимо. Даже если его приходится ждать всю жизнь. — Она поднялась и потянула сына за руку: — Вставай. Бреда очень жалко, но его не вернешь. Так что кончай сидеть на полу и рыдать. Иди налей Цезарю водички.

— Мама. — Сын уже стоял рядом и смотрел на нее блестящими от слез глазами. — Я очень за Цезаря боюсь. А вдруг его тоже отравят?

— Сынок, все может быть. Ты уже достаточно взрослый, чтобы не жить в плену самообмана. Вспомни, что говорил Дима. Надо не позволять ему подбирать ничего с земли. А еще завтра будет тренировка, давай спросим у Димы, существует ли у этого яда какое-нибудь противоядие. Если оно есть, мы его купим и тем самым подготовимся к возможным неприятностям.

— А если оно дорогое?

— Ну, если его можно будет купить, не убивая для этого китайского мандарина, то мы обязательно купим. А с Сергеем ты продолжай общаться. Ему нужна поддержка сейчас. Он друга потерял.

— Спасибо тебе, мама, — неожиданно сказал Максим и поцеловал Лельку в щеку, чего не делал уже несколько лет. Стеснялся. — Ты у меня самая хорошая. И вообще. Ты мой самый лучший друг. Я тебя люблю.

— Спасибо, сыночек. — Голос Лельки дрогнул. — Я тебя тоже люблю.

Подошедший Цезарь засунул морду между их прижатыми друг к другу телами.

«Меня, меня гладьте! — говорил он всем своим видом и отчаянно виляющим хвостом. — Вот он я. Я такой прекрасный, великолепный, замечательный пес! Я ваш пес! Ну обратите же на меня внимание, наконец!»

Все это настолько явственно читалось на его умильной морде, что Лелька с Максимом не сговариваясь засмеялись, погладили собаку и пошли пить чай. Ежевечерний совместный чай, который когда-то был традицией у Нади и Лели Сибирцевых и стал такой же семейной традицией у Любы и Максима Молодцовых.

Зло всегда бывает наказано. Поверьте, это происходит не только в сказках. Это объективная жизненная закономерность, в соответствии с которой рано или поздно каждому воздается по заслугам.

Говорят, что большинство людей, которые нарушают закон, делают это потому, что не верят в неотвратимость наказания. Можно ли стащить чужой кошелек, если тебя никто не видит? Можно ли обмануть слабого, обидеть того, кто не в состоянии тебе ответить, пнуть собаку, убить беззащитную кошку? А если возмездие все-таки неотвратимо?

Плюс сто пятьсот к карме, модно говорить сейчас, когда речь идет о совершении какого-то хорошего поступка. Вольно или невольно, мы всегда думаем об этом, когда делаем что-то достойное. Но вот не забываем ли мы вычитать свои «стопятьсот» каждый раз, когда говорим неправду, строим козни, шлепаем ребенка, в общем, «не переводим старушку через дорогу»?

Кто-то грозный и невидимый ведет строгий учет наших действий. И бездействий тоже. Поэтому, собираясь сделать подлость или сказать гадость, вспомните о том, что зло всегда бывает наказано.

Он жил в постоянном ужасе, физически чувствуя, как вокруг него сжимается какое-то невидимое, но полное злой силы кольцо. От этого не было спасения. Лежа по ночам без сна, прислушиваясь к тихому дыханию спящего рядом Сашеньки, он представлял себе стальной круг с острыми зубьями, который крутился, подключенный к невидимой дьявольской машине, на глазах уменьшаясь в диаметре и пытаясь впиться острыми зубьями в беззащитное горло.

Он боялся подходить к зеркалу, потому что оттуда, усмехаясь, смотрело не тонкое интеллигентное худое лицо с чуть удлиненным носом, а оскаленная волчья пасть. С острых клыков капала кровь. В зеркальном круге он видел не себя, а дьявола.

Он знал, что это кровь юношей. Сначала одного, потом еще одного, а теперь уже троих. Точнее, всего их было четверо, но пятого дьявол забрал у кого-то другого. Не у него. Он любил их. Это были хорошие юноши, находящиеся в том самом сладком возрасте, когда это уже не ребенок, но еще не мужчина. У них могло быть большое будущее. Могло. Но теперь они были лишены будущего, безжалостно отобранного у них. А значит, и у него.

Иногда он думал, что дьявол отбирает жизнь у этих юношей, чтобы наказать его. Только его. Когда это случилось впервые, он искренне горевал, но не сделал никаких выводов. После следующих двух случаев он сказал себе, что больше никогда не приблизится ни к кому настолько, чтобы привлечь внимание дьявола. Он знал, что тот мстит, отбирая избранных им. Они, избранные, были нужны богу, и дьявол никак не мог этого допустить.

Но прошло время, и он снова решился рискнуть. Опять нашелся тот, в ком можно было разжечь божью искру, заложенную природой. Для этого и нужно-то было совсем немного. Подтолкнуть, научить выразить то, что бушевало внутри. Он так хотел поделиться тем, что знал и умел! Он мечтал подарить себя. Но у него снова не получилось.

Три попытки. Это четвертая. Видит бог, сейчас он предпринимает ее в последний раз. Если снова не получится, если дьявол вновь одержит победу, то он сдастся. Опустит руки.