— Почему?

— Потому что он убивает по какой-то одному ему понятной схеме. Первый раз был один юноша. Миша Воронов. — Лелька чуть заметно вздрогнула. — Потом, спустя три года, новое убийство, сейчас два. В общем, теперь, по логике, опять перерыв должен быть.

— А если он маньяк? Какая у маньяка может быть логика?

— Больная. Но логика есть всегда, — убежденно сказала Инна. — Я тут решила через Ваньку Бунина проверить кое-что. Он, правда, на меня злится. Из-за того, что я его просила проверить, есть ли у жертв собаки. Он решил, что я что-то знаю, кинулся проверять, а потом оказалось, что кинолог твой вне подозрений. Ух, как он на меня орал! Так что, когда я его попросила еще одну версию проверить, он меня чуть не убил. Но я его знаю как облупленного, никуда не денется.

— Какую версию?

— Вот узнаю все, тогда расскажу. — Инна в последний раз облизала ложку и выскочила из-за стола. — Ладно, побежала я. Мы с Полянским решили сегодня в кино сходить. А у тебя какие планы на вечер? Может, с нами?

— Нет, у нас сегодня тренировка. — Лелька посмотрела на часы и почувствовала привычную волну радости от того, что до полюбившейся ей прогулки осталось меньше часа.

— М-м-м-м, вижу, сияешь в предвкушении встречи, — проницательно заметила Инна и увернулась от брошенного в нее кухонного полотенца. — Ладно, видная собачница. Не злись. Постигай азы кинологической службы. Авось тоже научишься команды выполнять. Сидеть, давать лапу, а главное — лежать.

— Зараза ты, Инка! — Лелька засмеялась, всерьез сердиться на Инну Полянскую было невозможно.

Перемыв после ухода подруги чашки и убрав посуду, она еще раз взглянула на часы и пошла утепляться перед прогулкой.

— Максим, — крикнула она наверх, — собирайся. На тренировку пора.

Мягкий желтый свет фонарей создавал причудливые узоры на снегу, по которым хотелось гадать, как по открытой книге.

— Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья, — почему-то вспомнила Лелька строчки любимого Пастернака. Она вообще была начитанной, несмотря на свое далеко не дворянское происхождение. Мама, мечтавшая стать учительницей, но волею скрещений судьбы бросившая филфак, всю жизнь бредила стихами, читая их маленькой дочке по поводу и без повода. Золотой, а особенно Серебряный век русской поэзии был для убежденной двоечницы Лельки не пустым звуком. Цветаева, Пастернак, Блок… Вот только Мандельштама мама не любила.

Пока она думала о стихах, разглядывая снег, в отдалении Цезарь послушно выполнял команды, которые давал ему гордый своими и собакиными успехами Максим. Дмитрий исправлял ошибки, давал советы, и все это время Лелька чувствовала на себе его небрежный, не пристальный, а какой-то «боковой» взгляд. Под этим взглядом ей становилось тепло, даже щеки раскраснелись не от мороза, а от чего-то другого, названия чему она дать боялась.

— Фу! Фу, я сказал! — Громкий, резкий, как щелчок плети, окрик заставил ее вздрогнуть. Стоя на коленях перед собакой, кинолог старался что-то выцарапать из ее плотно сжатых челюстей.

— Что он съел, яблоко? — спросил Дмитрий у застывшего столбом Максима.

— Нет. — Голос сына был тихим и бесцветным от ужаса. — Дима, я видел. Это была сосиска. Бред умер, съев сосиску. Дима, это отрава?

— Подожди, сейчас посмотрим, ты не видел, откуда он ее притащил?

— Вон из того куста.

Не обращая внимания на то, что снег забивается внутрь зашнурованных грубых ботинок, Дмитрий полез в кусты и, упав на колени, начал что-то внимательно рассматривать.

— Дело плохо, — мрачно сказал он, вылезая обратно на дорожку. — Там красные пятна на снегу. Такую реакцию дает изониазид.

— Что это? — Лельку затрясло.

— На самом деле противотуберкулезный препарат. Применяется для лечения всех форм туберкулеза у людей. А для собак — смертельный яд, потому что они обладают повышенной чувствительностью к этому препарату.

— Это все? — Максим заплакал, глядя на сидящую рядом собаку, которая вела себя совершенно как обычно.

— Нет, парень. — Дмитрий присел на корточки и, заглядывая Максиму в лицо, спросил: — Ты мне веришь?

— Верю.

— Значит, мы еще поборемся. Люба, — он повернулся к онемевшей от безысходности Лельке, — вы купили витамин В6, как я вам велел?

— Да, конечно. — После смерти Бреда Максим, как и посоветовала мать, спросил у кинолога, существует ли противоядие, которое позволяет спасти собаку от яда догхантеров. Именно тогда он велел им создать дома достаточно большой запас обычного витамина.

— Тогда нам надо как можно быстрее оказаться дома и сделать собаке укол. В случае отравления есть пятнадцать минут, чтобы поставить капельницу. После укола у нас будет в запасе минут сорок. Вовке хватит.

— Какому Вовке, чего хватит? — не поняла Лелька.

— Цыплакову, — ответил Дмитрий и, доставая из кармана телефон, быстро пошел к выходу из парка. За ним на поводке понуро плелся Цезарь, который уже начал тяжело дышать. Из его открытой пасти текла пенистая слюна.

— Вовка, это я, — услышали едва поспевающие за кинологом Лелька и Максим. — У меня тут отравление. Похоже, изониазид. Я сейчас В6 вколю, конечно, слава богу, есть под рукой, хозяева правильные. Но ты приезжай давай, капельницу надо поставить. Собака килограммов тридцать пять. Лабрадор. Возраст — около полутора лет. Адрес, сейчас уточню. — Он вопросительно посмотрел на Лельку.

— Московская, 26, квартира 78, — подсказала она.

— Жду тебя, Вовка. — Дмитрий повторил адрес и сбросил вызов. — Так, пока мы с вами еще не траурная процессия, так что ускоряемся. Вовка сейчас приедет. А когда к делу подключается Вовка, все всегда заканчивается хорошо.

Лельке казалось, что следующие несколько часов она будет с содроганием вспоминать всю оставшуюся жизнь. Собака, ее собака, к которой она за минувший месяц прикипела душой, умирала у нее на глазах. От чувства бессилия хотелось выть и кататься по полу. Только стыдно было перед двумя чужими мужиками с серьезными, сердитыми даже лицами, которые без суеты и лишних эмоций совершали какие-то действия над практически бездыханным собачьим телом.

Останавливало и присутствие Максима, конечно. Ее мальчик, разом повзрослевший, как будто ему тридцать лет, а не семнадцать, с побелевшим лицом сидел на полу рядом с собачьей подстилкой, держа голову Цезаря на коленях с подстеленной пеленкой. Собаку безудержно рвало. Мощное, но сейчас совершенно безвольное тело сотрясалось от неукротимой дрожи, периодически переходящей в судороги. Пес тяжело и редко дышал, иногда стонал, глаза его были закрыты, и только лапы периодически бежали куда-то по важным собачьим делам, убегали от опасности, а может, это тоже были всего лишь судороги.

Лелька чувствовала себя лишней на своей собственной кухне. После того как она выдала Дмитрию ампулы с витамином В6 и шприцы, а потом, порывшись в аптечке, нашла по его просьбе упаковку активированного угля в здоровенных таблетках, которые он ловко, одним щелчком, закидал Цезарю на корень языка, заставив проглотить все десять штук, ей стало совсем нечего делать.