Не знал народ, что за беда!

И кто-то во дворец привел

Смешного карлика-шута…

Группа «Король и шут»

К ночи изрядно похолодало, к тому же поднялся резкий ветер, свистевший в оконных щелях и тоскливо завывавший в печной трубе неведомым чудовищем, прищемившим себе хвост.

Постоялый двор попался далеко не из самых лучших, даже не из средних, так – две-три звезды, не больше… Несмотря на огромный камин, в котором трещали, брызгаясь горящей смолой, толстенные поленья, было свежо, и заполнявшие до отказа помещение военные, по своему обыкновению, грелись подручными средствами. Среди средств первое место принадлежало, естественно, горячительным напиткам, а второе – легким в общении девушкам, неизвестными официальной науке способами, но хирургически точно вычислявшим время и место скопления таких вот гостей, щедрых и на презренный металл, и на суровую ласку, поэтому слетавшихся на огонек со всей округи.

Сумрачного курчавого бородача с породистым ястребиным носом, смоляные кудри которого были уже густо пересыпаны серебром (не перхотью, полно вам, а благородной сединой!), не узнал бы только слепой. Ну, или кто-то еще, никогда не видевший воочию короля Франции Генриха. Хотя бы в виде знаменитого конного памятника у Нового Моста в Париже. Хотя там король представлен не в естественной, так сказать, окраске, а во всех оттенках позеленевшей бронзы.

– Право, дорогой мой Леплайсан, – лениво обратился король к своему собеседнику, развалившемуся в кресле с такой кислой миной, будто на коленях у него сидела не смазливая девица, выдающаяся во всех отношениях, с завидным аппетитом безостановочно поедавшая черный виноград, а старуха на девятом десятке лет. – Ты совсем перестал смешить нас своими остротами. Где твои анекдоты, где эпиграммы на вельмож, розыгрыши, наконец? Где меткие эскапады и безжалостные сравнения? Уж не влюбился ли ты часом, мой шалун?

Монарх игриво погрозил Леплайсану и щелкнул пальцами, чтобы лакей, дежуривший с постным лицом у него за спиной, наполнил кубки вином.

– Увы, сир. – Шут с тяжким вздохом скормил своей спутнице остаток винограда, отряхнул ладонь и, шлепнув ее по обширным юбкам, ссадил, несколько обиженную, с колен. – Напротив, я потерял друга…

Король, намеревавшийся было чокнуться со своим любимцем кубками, оставил это намерение и посерьезнел.

– Соболезную всей душой, Леплайсан. Сообщи же мне его имя, чтобы я мог положить осиротевшей супруге твоего друга скромную пенсию от казны и принять под высочайшее покровительство его отпрысков. И расскажи мне, как это случилось. Неизлечимая болезнь? Дуэль? Несчастный случай на охоте?..

Шут вздохнул еще горестнее и одним залпом осушил полный кубок вина, несомненно сваливший бы с ног любого менее крепкого и закаленного, чем он.

– Неужели подло подсыпанный в вино яд или кинжал наемного убийцы?.. – ахнул король, инстинктивно хватаясь за эфес своей грозной шпаги, уже готовый карать направо и налево. – А может…

– Нет, сир, он не умер… Он просто исчез несколько дней назад… Вышел на двор облегчить желудок – мы оба с ним изрядно перебрали накануне – и пропал без следа…

Генрих недоверчиво взглянул на грустно пилящего кинжалом олений окорок Леплайсана и натянуто улыбнулся:

– А-а-а! Я все понял! Это была шутка…

– Увы, сир, – развел руками шут, сотворив огромный бутерброд с ветчиной (опередив тем самым пресловутого лорда Сандвича по меньшей мере на полтора столетия) и сделав знак виночерпию, чтобы не забывал о своей почетной должности, дорогого стоившей в те времена. – Я совершенно не настроен сегодня шутить…

– Неужели ты не успел опустошить его кошелек до последнего су?

– Фу, Генрих, вы вульгарны… – обиделся Леплайсан, критически озирая творение своих рук и раздумывая, не украсить ли его еще и маринованным огурчиком, залезая при этом уже в авторские права Макдоналдса. – Разве в деньгах счастье? Я потерял великолепного слушателя…

Король наконец понял, что его друг действительно не шутит.

– Погоди, – перебил он Леплайсана, схватив его за рукав. – Назови имя своего друга, и самые пронырливые полицейские ищейки, даром жрущие хлеб на моей службе, найдут его! Перевернем всю Францию, словно лавку старьевщика! Если нужно – и всю Европу!..

Шут деликатно высвободил рукав, сбил с него щелчком невидимую пушинку и меланхолично принялся следить, как рубиновая влага вновь наполняет кубок.

– В этом нет нужды, сир… Он исчез в десяти лье отсюда, возле кабачка дядюшки Мишлена. А зовут его…

Не дав Леплайсану договорить, дверь «отеля» распахнулась, и в помещение вместе с порывом ледяного ночного ветра ввалилось несколько человек…

* * *

– Ваше величество, – сорвал шляпу рыжебородый здоровяк, приближаясь к столу короля и падая перед ним на одно колено. – Разрешите…

– Ты опоздал, Барбаросса! – заявил король, изображая на лице недовольство, хотя в его глазах, веселых от природы, так и прыгали озорные чертенята: слишком уж забавен был вид сконфуженного рыжего немца. – Чем ты можешь оправдаться? Если опять будешь нести какую-нибудь чушь, я прикажу…

– Причина очень серьезна, сир, – склонил окаймленную венчиком рыжих кудрей плешь огненнобородый Фридрих. – Мне встретился по дороге…

– Дракон?! – ахнул Генрих, хлопая себя по ляжкам. – Новый людоед? Монголы?

– Нет…

– Ну хотя бы болотный вампир!

Барбаросса сокрушенно вздохнул:

– Мы подобрали на дороге дворянина, обобранного до нитки разбойниками…

– Разбойники?!! – взревел король, позабыв про сарказм, и так ахнул кулаком по столу, что все кубки, тарелки и кувшины разом подпрыгнули, будто исполнители ирландской джиги. – В моем королевстве?! В двух шагах от Парижа?!!!..

Леплайсан, наоборот, встрепенулся, словно пробудившись ото сна.

– Дворянин, говоришь? – Глаза его, превратившиеся в два стальных буравчика, пытливо впились в лицо немецкого увальня. – Где же он?

– Всех перевешаю! – продолжал бушевать король, явно рисуясь перед томной блондинкой, стрелявшей в него глазками через несколько столов. – А главаря – на… На кол, на кол его!

Барбаросса пожал плечами и махнул в сторону дверей, откуда два здоровенных, под стать предводителю, ландскнехта тут же подвели какой-то непонятный сверток, нетвердо перемещающийся на двух покрытых грязью босых ступнях.

Мгновение, и перед заинтересовавшейся разворачивающимся действием публикой предстал совершенно обнаженный и грязный донельзя субъект, смущенно прикрывавший руками причинные места.

Король было зажал нос от заполнившего все помещение смрада, но его шут подался вперед, чтобы рассмотреть пунцовое от стыда лицо пришельца, и тут же вскочил на ноги.

– Дорогой, д'Арталетт! – Нисколько не брезгуя ну очень антисанитарным состоянием бывшего собутыльника, Леплайсан заключил нашего героя в объятья и, повернувшись к королю, замершему с отвисшей челюстью, объявил: – Это и есть мой пропавший без вести друг, сир. Шевалье д'Арталетт, благородный путешественник!