– Похоже на манидо-аки.

– Прошлое или настоящее?

– Какая разница? – хмыкаю я. – Я бывал там раньше, буду и впредь. Мне нужно указание места, куда направиться.

Касси кивает, и мы рассматриваем следующую карту. Картинка показывает стаю волков, терзающих добычу, – кажется, ляжку белого коня. Нам виден только круп мертвого животного. Рядом вороны и черные вороны ждут своей очереди.

Я поднимаю глаза на Касси:

– Что-нибудь понимаешь?

– Родичи? – гадает она. – Может быть, они направят тебя?

– А конь?

Она качает головой:

– Может, он ничего особенного не означает: просто те, кто тебе нужен, только что настигли добычу. Ты же знаешь, как скрупулезно карты воспроизводят картины.

– Пожалуй…

Мне не нравится эта карта, но чем – я не знаю. Может быть, во мне просто говорит собака. Собаки и лошади были спутниками человека, и от этого между нами тоже возникло родство. Вряд ли хорошо питаться родственниками.

Я еще минуту рассматриваю вторую карту, а потом беру третью. На ней полная луна отражается в темной воде стоячего озерца, застывшего на горной вершине среди красных скал. Разглядывая изображение, я вижу, как внизу на склонах течет время, сменяются времена года. Такое можно увидеть только в одном месте.

– Текучие земли, – говорю я.

– А отражение луны?

– Никто не привязан к земле больше Нокомис, но ей всегда нравился лунный образ. Наверно, это от ее близости с Дедушкой Громом.

Касси выпрямляется и через столик смотрит на меня.

– Хоть что-то помогло? – спрашивает она.

– Отчасти. Я так и думал, что она в глубине диких земель. Карты только подтвердили это.

– Ты же знаешь карты, – вздыхает Касси. – Они требуют, чтобы ты помог сам себе не меньше, чем они тебе помогают. – Она тасует колоду, замешав в нее и три мои карты. – Можно попробовать еще раз.

– Нет, – возражаю я. – Я получил самый ясный ответ, на какой мог надеяться. Похоже, меня ждет трудное путешествие. Текучие земли тянутся чуть ли не до бесконечности.

Касси стягивает колоду резинкой и кладет на стол. Я любуюсь ее ловкими, проворными пальцами.

– Может занять порядочно времени, – предупреждаю я. – Ты точно не хочешь пойти со мной?

Она мотает головой:

– Я помогаю Лауре в хосписе. У них все еще не хватает рук.

– Я думал, к вам поступили новые волонтеры.

– Верно, но они слишком слабы, чтобы всерьез работать, а остальные, похоже, боятся заразиться, работая с раковыми больными.

– Идиоты.

– Мм. Тебе собрать еды?

Я смотрю, как она сидит с другой стороны столика. Не знаю, на сколько мне придется уйти, но даже минута покажется слишком долгой.

– Пожалуй, я останусь до завтра, – говорю я.

Улыбка медленно проступает у нее на губах и заливает все лицо. Она не говорит ни слова. Просто берет меня за руку и ведет в спальню.

Наутро я готовлю жареный хлеб с бобами и наливаю две большие кружки кофе к тому времени, когда Касси выползает из спальни. Она протирает сонные глаза и одобрительно смотрит на кофе.

– Вот за что я тебя терплю, – бормочет она.

– А я думал, за то, что я непревзойденный танцор.

– Ты и вправду хорошо танцуешь.

– Йа-ха-хей! – напеваю я и, пританцовывая, ставлю перед ней тарелку с завтраком.

Вместо ночной рубашки на ней просторная длинная футболка, такая яркая, что у меня слезятся глаза. Я моргаю, и под веками у меня вместо звезд узор из стеклянных бусинок. Касси с удовольствием потягивает кофе и смотрит на меня поверх края чашки.

– Джилли с тобой не говорила о своих картинах? – спрашивает она.

– Почти нет. Я знаю, ее сводит с ума, что пока ей даже карандаша в руке не удержать.

– Кто-то вломился к ней в студию и уничтожил все фантастические картины.

Мое беспокойство за Джилли возрастает на пару делений. Чего-то в этом роде только и не хватало, чтобы навсегда увести ее страну снов.

– Как она это пережила? – спрашиваю я.

– Пока ей никто не сказал.

– Вот и хорошо.

– Может, хорошо, а может, не очень, – возражает Касси. – По-моему, ей лучше бы узнать. Будет больно, но все равно всегда гораздо лучше знать правду. И может быть, она тверже решит выздороветь.

– Или уйдет еще глубже в манидо-аки.

– Она сильнее, чем ты думаешь.

Я медленно киваю:

– Надеюсь, ты права.

– Но с ее студией еще одна странность, – продолжает Касси. – Я вчера взяла у Софи ключ и зашла туда вечерком. Понимаешь, хотела проверить, не удастся ли мне заметить какой-нибудь след вандала.

Касси не просто хорошая гадалка. Когда она говорит о следах, она имеет в виду след духа, который для большинства людей невидим. Никто из моей родни не чувствует людей и места так, как их чувствует Касси.

– И что ты нашла? – спрашиваю я.

Касси медлит с ответом. Я знаю: мысленно она возвращается в студию, подыскивает точные слова, объясняющие, что она там ощутила.

– Ты ведь знаешь, как светится Джилли, – говорит она наконец.

– Иногда ярче звезды, – говорю я, – хотя я так и не понял, откуда этот свет. Должно быть, сияние большой души. Большой и сильной.

Касси кивает:

– В том, кто разгромил ее студию, не меньше силы, но вместо света в ней – я почти уверена, что это была женщина, – так вот, вместо света в ней горит тьма. Но самое странное, что след, оставленный ею, мог бы принадлежать Джилли.

– Только не светлой, а темной…

– Если я понятно выражаюсь.

– Так что ты хочешь сказать? – спрашиваю я, хотя уже понял, к чему она клонит.

Касси отвечает не сразу, вертит перед собой на столе кружку.

– Похоже, будто Джилли сама погубила свои картины, – наконец говорит она.

– Только вот она тогда была в больнице, верно? Я имею в виду, по времени это…

– Нет, Лу говорит, когда это случилось, она еще была в коме. – Касси отрывает взгляд от стола и смотрит на меня. – Не мог ее дух вернуться из страны снов и сделать это? Понимаешь, так, что она сама не знает?..

– Когда речь идет о манидо-аки, – говорю я, – возможно все. Ее неспроста называли Изменчивой страной. Только это нелепо. С какой стати ей такое делать?