Граница со Старым лесом заметна издалека. Похоже, эти деревья видели не только моих предков, а пожалуй и само сотворение мира. Огромные корни сплетены так плотно, что земли не видать. Подлеска почти совсем нет, только стволы деревьев да заросшие травой и мхом корни.

В этом лесу пришлось идти пешком, ведя Мотылька за уздечку. Вначале я боялась, что вскоре мы просто переломаем ноги, не я, так лошадь и на этом наше путешествие закончится. Но земля оказалось очень ровной, между корней плотно забились мелкие сухие ветки, труха и мох. Идти было даже приятно, как будто мягкий ковер под ногами. А вот Мотыльку здесь не нравилось, она шумно фыркала и отмахивалась хвостом от чего-то невидимого, но очень неприятного.

И в этом странном лесу волки недолго искали повод для смеха. Когда жеребец Дынко подошел к Мотыльку слишком близко, шумно вздыхая у ее головы, вспомнилось, что он к ней неравнодушен и я тут же потянула поводья, отводя свою лошадь подальше.

Могла бы и догадаться, какой получу результат. Может Дынко это даже специально устроил.

— Данька собирается беречь честь своей кобылы пуще своей собственной! — кто-то пробормотал сквозь хохот.

А я даже не обиделась. Вообще неприятно, когда над тобой смеются, но к их смеху, наоборот, так и тянуло присоединиться. И потом, хоть и обзываю про себя предателями, но если честно, думаю, они все-таки неплохие люди. То есть волки. Ведь… не тронули же, заботятся, как ни странно, хотя мало кто стал бы терпеть меня, как есть и быстро бы на место поставил с помощью силы. Я же полностью в их власти, в мрачном лесу, где вокруг ни души.

Таак, вот сейчас стоит подумать о чем-нибудь другом. Например, что скоро я увижу Саньку. Сильно ли он изменился за два года? Помню, уезжал, вскоре после моего дня рождения, тощий был, нестриженый, но сиял как новая монета. Конечно, свое дело и полная свобода! Всего два дня и я его увижу!

Остановились мы только один раз, у небольшого узкого стоячего озера, с совершено недвижимой поверхностью, затянутой пленкой желтеющей ряски.

Радим поманил меня пальцем и сделал знак идти тихо. Что-то хочет показать, наверное, интересное, раз улыбается.

Его палец указывал куда-то за озеро, в ветки низко склонившихся елей.

Что это там, я даже не сразу разглядела. На большом камне, нависающим пологим, густо заросшим мхом боком прямо над водой виднелась какая-то маленькая зеленоватая… фигурка? Как будто ребенок. Хотя нет… размером с ребенка, а фигура-то недетская. Женская, хотя и бедра узкие и грудь маленькая, но явно женская! Сидит на камне, ноги по колено в воде и по волосам рукой водит.

Волчий вой за моей спиной испугал не столько меня, сколько существо на камне. Я-то почти сразу поняла по хохоту, что это ребята выселяться. А она, похоже, не знала. Камень мгновенно опустел, а по озеру только круги шли.

— Мавка, у вас таких уже нет, — пояснил Радим. — У вас, у людей вообще мало нечисти осталось, всех извели. Напридумывали страшилок, кого ни возьми, все сплошь пакостники да злыдни. А они ведь совсем безобидные. Ну, поймает мавка кого, ну пощекочет немного, и все! А топить — нужны ей в соседях злые утопленники, как же!

И правда, на вид совсем безобидная. Как такая маленькая может кого-нибудь поймать? Интересно, тут в лесу еще много таких же существ? Может, лесные бабочки водятся? Вот бы поймать!

На ночлег мы остановились, когда начало темнеть. Радим опять ушел в одиночку за водой и пока не вернулся, я глаз не могла оторвать от леса. А он снова появился с другой стороны.

Теперь они собрались готовить кашу с мясом и салом. И опять делают все спокойно и быстро, как будто не шли целый день и совсем не устали. В этот раз за дровами ходил Ждан, а Дынко рассматривал топорик. Это что, обряд какой-то, рассматривать его каждый раз перед использованием?

Когда затрещал костер, глаза сами собой начали закрываться. Мне надо было в лес, но заставить себя встать я не смогла. Так и терпела, отгоняя сон, пока еда не была готова, а потом без остатка съедена. Радим собрал посуду и потащил в лес, наверное, к воде мыть.

Теперь уже тянуть было некуда, поэтому я, как и положено, поинтересовалась в какую сторону идти.

— Туда, — после недолгого мотания головой показывает за спину Дынко.

— А там что? — киваю налево.

— Там… зверушки всякие, далеко правда, но мало ли куда они соберутся пойти погулять.

— А слева?

— Тоже зверушки, лучше и не знать.

— А впереди?

— Там… Радим, — ухмыляется Дынко.

— Не, я уже тут, — раздается за спиной голос.

— Так что там теперь? — уточняю.

— Уже ничего, можешь туда идти, там ручей недалеко, — говорит Радим, — кстати, давай свой мешок, мы тебя посередине положим, ночь холодная будет.

Я ослышалась, интересно?

— Куда ты меня положишь? — наивно переспрашиваю.

— В лесу в холод нужно спать рядом, чтобы не замерзнуть.

— Вот и спите! Я и сама обойдусь!

— Да замерзнешь же! Холодно будет ночью! — И опять голос повышает. Почему интересно другие на меня никогда не орут? А этот как будто… как будто право имеет на меня кричать! Второй раз за день уже!

— Не ори на меня, ты мне не муж! — заявляю ему в ответ.

Крыть нечем, Радим молчит, но Дынко опять гогочет во весь голос, а Ждан еще сдерживается, но видно уже с большим трудом.

И пусть зубоскалят, дети великовозрастные! Я вообще в лес собиралась. Даже все равно теперь, если ли в нем какие-нибудь страшилища и не сожрут ли они меня.

А впрочем, далеко я не отхожу, потому что вспоминаю… про амулет. Сейчас и проверим, работает ли он, как дедуля обещал, а может заодно и выясним, что они задумали.

Я достаю из-за пазухи камень, внутри которого медленно плавает очень бледный, слегка светящийся густой туман. Прислоняю ко лбу, представляя волков у костра. Перед глазами плывет белое марево, из которого вылетают слова, похожие на длинные полупрозрачные ленты.

— …так и не сказал, — голос Ждана.

— И почему она тебя боится? — Дынко.

Голоса очень серьезные, ни тени смеха, даже странно. Радим отвечает не сразу.

— Я видел ее в ночь после ярмарки… на берегу озера. И она поняла, откуда я пришел.

— В смысле из дома, где женщины живут?

— Да.

— Объяснил бы, что ты там только пил да песни орал, а когда к тебе подходили девки, в воду от них нырял. — Ждан.

— Чего это я буду оправдываться? — Огрызается Радим.

— А кому оправдываться, мне? Думаешь, ей будет интересно, начни я извинятся за свое поведение, неважно чего оно касается? — Дынко.

Молчание. Они перестали говорить? Наверное, камень выдохся, его ненадолго хватает. Почти решила убрать, когда услышала кое-что еще.