Смешно. Но такая Власта нравиться мне куда больше.

— И теперь… он за мной следит. Он ведь… был только что здесь?

— Был.

Власта вдруг задумывается.

— Знаешь, — добавляет неуверенно. — Может я возьму, да и не выйду за него замуж. Разве что он будет очень долго и старательно просить.

Ну и понятное дело, я сразу вспомнила кое-чье поведение на моем девичнике.

— Значит, скоро выйдешь, — говорю. Наступит и мое время! Чего-чего, а неприличных историй я могу теперь целую сотню нарассказывать.

Она молча улыбается. Так счастливо улыбается, что в который раз думаю — не так уж и нужен дар люна-са, и без него достаточно в мире любви. Главное, об этом не забывать.

И мы сидим, молча разглядывая почти прозрачные тени облаков, ползущие по камням площади и по стенам замка. Потом вместе возвращаемся в замок, поднимаемся наверх, она поворачивает к своей комнате, я — к Поляну.

Волхв восседает на тонконогой табуретке возле заваленного всякими магическими предметами стола и дотошно изучает свиток из посылки Астелии.

— Потрясающе! — сообщает, даже не оглядываясь. — У нас, конечно, готовят женщин перед весенним выбором, но такого… Обманка, создающая видимость принадлежности к волчьему роду. Как ей удалось? Ладно, садись уже.

Пока он снимает все навешенные раньше запоры и вешает на меня обманку, присланную Астелией, мне страшно. Страшнее чем демона вызвать, что там — просто кучка огня. Ну, пусть не кучка, а бескрайняя, почти неуправляемая стихия, все равно ерунда. А тут — все будущее. Мое и Радима. Надежда, потерять которую будет, наверное, страшнее, чем потерять жизнь.

Он заканчивает почти к обеду. Колет мне палец, выдавливая несколько капель крови и усаживается за стол проверять результат, тут же начисто забыв о моей присутствии. Удовлетворено хмыкает.

— Дааа, и правда получается! — бормочет. — Перекидываться, конечно, не сможешь, да и кровь не изменилась, но обманка ее явно загустила. А уж если…

И я больше не слушаю, оставляю его за спиной бубнить над кровью и раствором из порошка, созданного Астелией. Я иду к себе.

Вот и наши комнаты. Закрываю дверь и запираю запор. Руки… дрожат. Где же она, вся эта хваленая чернокнижья выдержка? Как и не бывало…

Радим в одних подштанниках сидит на кровати, опираясь на подушки, и читает какую-то книгу. Рядом на столике — глубокое блюдце, полное мелких круглых печений и пустой стакан из-под молока. Радим давно уже здоров, но все еще притворяется больным. Целыми днями только и делает, что валяется, читает и ест. И я с удовольствием ему потакаю, сейчас может и не самое время бездельничать, но он заслужил.

Иногда рассматривает цветные плавающие фигуры, которые даже в комнату пролазят сквозь окна.

— Ладно, — задумчиво говорит, — звери. Ну, рыба еще куда ни шло… Но петухи? Это же просто оскорбление какое-то!

Даже на улицу не выходит, а гостей я к нему совсем не пускаю.

— Ты меня собираешься под замок, что ли посадить? — интересуется и я тут же киваю. Понятное дело, когда он захочет выйти, я его не стану удерживать. А пока пусть делает, что хочет. Что угодно…

Услышав звук открывающейся двери, на секунду оборачивается.

— Доброе утро, — улыбается и снова утыкается в книгу, протягивая руку за печеньем.

Глубокий вдох. Спокойнее…

— Радим! — четко говорю я. — Ты сегодня неправильно выглядишь. Не одет, не причесан и не мыт, скорее всего.

Он выуживает из тарелки обычное печенье, такие больше любит. А я больше люблю ореховые.

— Разве? — недоуменно уточняет, разглядывая добычу.

— Да! Я сказала — неправильно! — напираю, повышая голос.

Так, вот теперь его внимание полностью переключено на меня. Прекрасно!

— И как же я должен сегодня выглядеть? — уже с интересом спрашивает и, мимоходом посмотрев на печенье, бросает его назад в блюдце.

— Ты должен быть вымыт, причесан, красиво одет. Должен стоять посреди комнаты в самой своей привлекательной позе, улыбаться. Должен ответить на все мои вопросы вежливо и подробно. Должен эээ показать мне зубы, чтобы я убедилась, что выбираю для своего потомства лучшего отца из всех возможных.

Через несколько секунд полной тишины книга летит на кровать, а Радим поднимается. Медленно, очень картинно идет, почти скользит по полу движениями, полными хищной грации, словно зверь сквозь лесную чащу пробирается. Останавливается вплотную, гипнотизируя взглядом.

— Я согласен все это проделать, — глухо звучит голос с восхитительными рычащими нотками, от которых тут же дыхание замирает. — Только у меня предложение. Может, пункт про одежду… изменим и я наоборот, разденусь совсем? Что-то мне подсказывает, что это куда более лучше… впечатляет.

Как можно отказать ему в такой небольшой просьбе? Конечно, я согласна!

Он тут же притягивает меня к себе одной рукой. И целует. Каждый раз, когда целует, случается одно и тоже, до сих пор. Мир вокруг расплывается, словно исчезает совсем. Есть только мы. Вот так это происходит: раз! — и никого.