— Ну, это вопрос спорный, — раздраженно возразил герцог.

— И что, имеются бесспорные доказательства их вины? — не отступала герцогиня.

Наступило молчание. Кейт поняла, что о ее присутствии все забыли. Ей захотелось свернуться калачиком и умереть. На сердце у девочки было очень тяжело. Мало того что враги угрожают жизни ее отца, так еще и бабушка разговаривает с ним так, словно он в чем-то провинился.

— Я спросила, провел ли парламент расследование и вынес ли он приговор по их делу? Без этого никак нельзя, — резонно заметила Сесилия. — Сын мой, если ты сделаешь то, что, как я подозреваю, собираешься сделать, то тебя могут обвинить в произволе.

— Но если я предам этих людей суду, то мои враги оправдают их! Они окажутся на свободе и снова пустятся во все тяжкие! — возразил герцог. — Я оказался в необычайно затруднительном положении: что бы ни сделал, все оборачивается против меня. Мадам, неужели вы не понимаете, что я просто не могу оставить их в живых?

— Король никогда не простит вас, если вы лишите жизни его родственников без предварительного суда, — сказала наконец Анна. — Милорд, — продолжила она дрожащим голосом, легонько прикоснувшись пальцами к его рукаву, — я всей душой опасаюсь за вашу жизнь. Я опасаюсь за всех нас.

Кейт стало невыносимо слушать это. Извинившись, она поднялась в свою спальню и там дала волю слезам.

На следующее утро девочка узнала от герцогини Анны, что ее отец после мессы отправился в лондонский Тауэр на важное заседание Совета, но что именно там будет обсуждаться, он рассказать не пожелал. При этом известии сердце Кейт упало: любое упоминание о Тауэре всегда навевало на нее какой-то необъяснимый ужас. Один-единственный раз она отправилась было туда, чтобы посмотреть зверинец, но так и не смогла заставить себя войти в эту громадную устрашающую крепость.

— Я получила письмо от учителя Эдуарда, — сказала Анна. — Наш маленький лорд хорошо успевает и пребывает в добром здравии. — Она вздохнула. — Я очень скучаю по нему. Так хочу поскорее снова его увидеть. Между нами такое огромное расстояние. — Ее голубые глаза печально уставились в даль. — Не будь я нужна милорду, не задумываясь уехала бы домой.

— И я тоже! — горячо воскликнула Кейт.

— Что ж, после коронации мы с тобой подумаем об этом, — сказала Анна. — Но эту церемонию мы пропустить никак не можем. К тому же портной шьет тебе восхитительное платье.

Платье и в самом деле обещало быть восхитительным, и от одной мысли о нем Кейт сразу стало немного легче. Из темно-синего дамаста, с объемными желтыми и золотыми цветами, а корсет и рукава оторочены мехом горностая. И длиннющий шлейф — она таких еще никогда не носила, так что наверняка придется предварительно попрактиковаться ходить в новом наряде.

Но сегодня Кейт облачилась в простое платье из мягкой серой шерсти, потому что не хотела привлекать к себе внимание. Она собиралась снова отправиться в Чипсайд — это место стало одним из самых ее любимых в Лондоне. В витрине тамошнего ювелира среди других изделий была выставлена великолепная подвеска, и Кейт, убедив хозяина отложить вещицу для нее, выпросила у отца деньги на покупку. Ричард всегда был щедр по отношению к детям и не скупился на подарки, но прошлым вечером он казался необычайно задумчивым и вручил дочери деньги, даже не задавая никаких вопросов, хотя стоила подвеска немало. Кейт сказала, что украшение предназначено для платья, в котором она будет присутствовать на коронации, но ей показалось, что отец ее не услышал.

Она взяла с собой горничную Мэтти, пухленькую, хорошенькую уроженку Лондона. Кейт нашла в этой девушке, отличавшейся живым характером и тягой к приключениям, родственную душу. Взгляды обеих во многом совпадали, и, несмотря на различие в положении, они быстро подружились. Кейт очень радовало, что у нее появилась веселая, неунывающая компаньонка, почти ее ровесница: Мэтти была на год старше своей госпожи, ей недавно исполнилось четырнадцать.

Кейт обрела подругу благодаря счастливому совпадению: как раз когда герцог решил, что его дочери уже пора по возрасту иметь горничную, отец Мэтти, член гильдии виноделов, поставлявший вино Глостеру, спросил, не найдется ли в Кросби-Холле место для его девочки. Он преследовал при этом честолюбивые замыслы, надеясь, что служба в доме Глостера поможет ему стать однажды поставщиком королевского двора, а также предполагая со временем найти для Мэтти богатого мужа. Однако сама его дочь не отличалась снобизмом. Будучи девушкой влюбчивой и прямолинейной, Мэтти не отвергала заигрываний простых подмастерьев и, в отличие от Кейт, имела уже некоторый опыт общения с противоположным полом. А еще она знала множество легенд о городе, в котором выросла, любила хорошо одеться, вкусно поесть, попеть, потанцевать и громко посмеяться забавным или даже непристойным шуткам. Горничная с хозяйкой очень подходили друг другу, и Кейт благословляла тот день, когда ее отец решил взять Мэтти на службу.

И вот сейчас они вдвоем — Кейт впереди, Мэтти следом — спешили по Корнхиллу, протискиваясь через людские толпы, заполнявшие узкие улочки, пока наконец не попали в Чипсайд, где находилась ювелирная мастерская Хейеса. Он подобострастно приветствовал Кейт, поскольку девушка, дабы ювелир не думал, что она попросту морочит ему голову, еще в прошлый раз сказала, чья она дочь. Однако в его манерах появилась некоторая резкость. Хейес, казалось, тоже был заражен всеобщей враждебностью к ее отцу. Но Кейт напустила на себя такой неприступный и царственный вид, что, наверное, даже герцогиня Сесилия похвалила бы ее, и попросила принести отложенный накануне товар.

Подвеска — в форме золотой капли, куда был вделан сверкающий сапфир, — лежала на шелковой черной подушечке. На лицевой стороне подвески ювелир искусно выгравировал изображение Святой Троицы и Распятого Христа. Перевернув украшение, Кейт увидела на обороте прекрасно изображенную сцену Рождества Христова.

Она отсчитала золотые монеты и протянула их ювелиру.

— Смотрите, вот здесь она открывается, — сказал мастер Хейес. — Можете использовать подвеску как реликварий. Тут внутри есть небольшое пространство для какой-нибудь маленькой святыни.

— У моего отца есть несколько святынь — я попрошу одну. Благодарю вас.

Внезапно мастер Хейес напрягся.

— Я заверну ее для вас, миледи, — резко сказал он.

Радость Кейт от приобретения подвески была испорчена почти нескрываемой враждебностью ювелира. Они шли назад по Чипсайду, и Мэтти, весело болтая, потянула госпожу туда, где торговали имбирными пряниками и лавандовыми пирожными. Слушая щебет подруги, Кейт спрашивала себя, почему у ее отца так много врагов.

Ричард Глостер в этот самый момент находился в Тауэре на важном заседании Совета, а у нее было ощущение, что в городе зреет какой-то заговор. И вдруг Кейт поняла, что должна сделать: нужно отринуть свои глупые страхи перед Тауэром, пойти туда и дождаться, когда отец выйдет из зала Совета. И тогда она первой узнает важные новости, которыми он наверняка захочет с ней поделиться.