Но, конечно, никто в покойников не всматривался. Персонал больницы, вынося умерших, думал лишь о том, чтобы выполнить приказ Революционного Совета РСФСР, где говорилось о необходимой глубине могильных ям и особо подчеркивалось, что на покойниках «исправную кожаную обувь следует заменить лаптями и госпитальными туфлями».

Ночью медсестры, работающие в госпитале, устав за день, спали за белыми ширмами в больничных коридорах. И опять никто не видел, что в палатах мечутся среди мокрых от пота простыней и бредят не только спящие солдатики, но и те, кто бодрствует. Лица солдат были повернуты к зеркалам. Запавшие глаза с непередаваемым ужасом всматриваются в глубину зеркальных поверхностей. И особенно беспокойно ведут себя те бойцы, чьи койки стоят вплотную к зеркальной стене.

Высокий красивый красноармеец лет восемнадцати, с забинтованной грудью, судорожно пытается отодвинуться от зеркал к другому краю кровати. Изредка он оборачивается к своим товарищам и беззвучно открывает рот, пытаясь что-то сказать. И хотя от сковавшего его ужаса он не может выдавить из себя ни звука, другие бойцы понимают, чем он так озадачен.

На соседней койке точно также пытается отползти от зеркальной стены старый солдат. Его седые волосы выбиваются лишь несколькими прядями из-под окровавленной марлевой повязки на голове. У бывалого солдата, много повидавшего на своем веку, трясутся от страха руки, и даже голова. Из вытаращенных глаз обильно текут слезы, капая с седых усов. Он без остановки крестится и бормочет «Отче наш». И хотя вера в Бога, как и вся религия, были запрещены новой советской властью, прикрывшись с головой одеялами, крестились все красноармейцы в палате.

Бойцы, то и дело осторожно выглядывая из-под одеял, трясясь мелкой дрожью, смотрят на зеркала. А из их темных глубин навстречу бойцам медленно выходят маленькие девочки в белых трико и окровавленных воздушных пачках из тафты. Они идут очень медленно, постепенно подходя все ближе и ближе к койкам, стоящим в крайнем ряду. Кажется, что они ставят свои маленькие ножки в пуантах с атласными лентами в такт какой-то, только им слышной музыке. Этих девочек с гладко зачесанными надо лбом волосами можно было бы назвать красивыми и милыми, если бы … не их глаза. А красные глаза юных балерин горят адским огнем. В них столько ненависти к лежащим в палате солдатам, что ее хватило бы на целый воинский батальон.

Обманувшись изяществом юных девушек, молодой красноармеец неосторожно посмотрел им в глаза. Миндалевидные глаза плавно прикрылись веками, затем резко открылись, опалив огнем гренадера. Одна из девушек взяла солдата за руку и, повернувшись спиной к палате, стала возвращаться в темную глубь зеркала, уводя его за собой. А в соседнем зеркале, точно такая же юная балерина уводила старого седого солдата с перевязанной головой. Зеркала, кривясь водной рябью, приняли их в свою черную бездну.

Утром санитары не досчитались в палате двух раненных – красноармейца и старого солдата… Взглянув на зеркала, они заметили, что зеркальная поверхность покрылась сетью трещин и стала совсем мутной.

* * *

Сегодня Антон не смог пойти к своим новым приятелям: отец с самого утра «запряг» сына. Он решил установить в зеркальной комнате видеокамеры – маленькие глазки в углу зеркал. В соседней комнате он монтировал мониторы, через которые вскоре можно будет наблюдать за гостями.

Это было необходимо сделать, так как многие посетители не могли справиться с психологическим стрессом от появления в зеркалах их умерших родственников. Их нервы не выдерживали, что приводило к прерыванию сеансов и исчезновению призраков. Выдержать взгляд из глубины зеркала умершего человека, пусть даже родственника, было порой не под силу даже крепким мужчинам. И чтобы не было неприятных последствий, отец с помощью мониторов должен был видеть все происходящее и, в случае необходимости, открыть защелку на двери и вывести людей из комнаты.

Отец и сын провозились с установкой аппаратуры весь день до глубокой ночи. Антон хоть и делал все, что говорил ему отец, но был на него страшно зол. В последнее время отец раздражал его все больше и больше. Парня бесила манера отца говорить медленно и с большими паузами между словами. Такая манера разговора была следствием постоянного чтения заклинаний и магических формул. Когда отец в этой своей манере начинал поучать Антона, ему хотелось взорваться и накричать на него. Он с трудом сдерживал себя, но внутри у него все кипело.

К ночи отец и сын установили всю аппаратуру и начали ее проверять, по очереди заходя в зеркальную комнату. Пока один, копируя посетителей, смотрелся в зеркала и что-нибудь говорил, другой наблюдал за ним через мониторы, настраивая изображение и звук.

Именно в этот вечер Антона и осенило. Глядя в монитор на отца, смотрящего в зеркальный коридор, он вдруг понял, как завоевать уважение своих новых приятелей. Он предложит им что-то особенное.

Они любят говорить о потустороннем мире? Они черпают свои силы в поклонении смерти? Ну что ж, они получат это! И это будут не пустые слова, а настоящее соприкосновение с потусторонним миром. Он приведет их в зеркальную комнату и посмотрит, как они будут реагировать на явления в зеркалах. Хватит ли у них смелости посмотреть в глаза мертвецам?

Антон был уверен, что они струсят, и тогда он, Антон, станет для всей компании авторитетным лидером. «Правда, отец вряд ли разрешит привести сюда готов, – подумал он. – Да, он может стать помехой! Но ничего, я придумаю, как устранить эту помеху!»

Наконец, все работы были завершены, и отец с сыном отправились домой спать. Антон еще долго ворочался в своей кровати, представляя, как на следующей готической тусовке он поразит всех своим предложением.

А в офисном здании, в котором находилась зеркальная комната, ночной ветерок залетел в открытые окна коридоров, а затем и в саму комнату. Здесь он резко поменял направление и начал с ужасающим чвакающим звуком засасываться в черную бездну зеркал.

* * *

Сегодня у готов был музыкальный вечер. Череп принес в беседку DVD-плеер, включил его и все «зависли», слушая любимые группы. Над могильными крестами неслась мистическая музыка «Bauhaus». Микандра, положив голову на плечо Черного Ангела, погрузилась в свои мысли. Череп и Азазель сидели, обнявшись, на пороге беседки, Мгла, Менестрелия темная, и Паук разлеглись на соседних надгробиях и смотрели в звездное небо. Скорпион менял диски в плеере.

Антон не знал, куда приткнуться. Он не понимал этой мрачной музыки и откровенно скучал. Ему уже начали надоедать эти мрачные готические тусовки. Особенно тупые разглагольствования готов.

– Ах, я так люблю луну! Иногда даже в городе видишь среди облаков ее свет, будто маяк.

– Да, это так красиво, что плакать хочется!

Просто тошнит от этих разговоров! Но ничего, он еще потерпит, до тех пор, пока не возьмет реванш. Он не уйдет просто так, он заставит их за все заплатить за свое унижение!

Когда последний диск был дослушан, все засобирались домой. И тут Антон, наконец, решившись, сказал: