займов, я слышал, что государственный долг растет с катастрофической скоростью.

– Но многие умудряются получать кредиты из Франции. Наши ломбардцы, те, что построили свой бизнес на векселях еще в пятнадцатом веке, видимо, совсем неплохо обустроились на французской земле, раз могут позволить себе кредитовать обе страны. Хотя я вполне допускаю, что дело в другом: вы, французы, более нас способны жить по средствам. – Мужчина делано вздохнул и снова схватил с тарелки мясо.

– Я знаком с некоторыми тамошними банкирами. Если желаете, я мог бы при возможности обсудить с ними эту возможность.

– Было бы весьма кстати! Если получится это сделать, я найду способ вас отблагодарить, – и он заговорщицки подмигнул Маддалене, которая, не пытаясь сдержать любопытство, разглядывала Франко из-за плеча подруги.

– Синьор Легран, позвольте задать вам вопрос, – произнесла она, когда удостоверилась, что его взгляд обращен на нее. – Вы не скучаете по Франции?

– Боюсь, мне некогда предаваться тоске по Родине, – с улыбкой отозвался Франко. – Ланцио не предоставляет мне такой возможности. Конечно, случается, что я ностальгирую, но это происходит в дни, когда мне хочется отведать лукового супа, которого здесь нет ни в одном меню. Но это никогда не случается в такие вечера, как сегодняшний, – завершил он мысль, бросая пристальный взгляд на собеседницу.

– Хотелось бы принять это невинное замечание как комплимент, – серьезно произнесла она, глядя ему в глаза.

– Именно на это я и надеялся.

Тем временем Доната с тревогой оглядывала мужа. Тот с хмурым видом пил из бокала, по всей видимости, даже не ощущая вкуса. Она наклонилась к нему:

– Милый, может, не стоит так налегать на вино? Вечер только начался. Вместо ответа Николо поднялся и, даже не извинившись, покинул стол под предлогом проверить оставленную снаружи лошадь.

– Николо сегодня сам на себя не похож, – сказал Франко. – Что это с ним?

– Не знаю. Дома все было в порядке, – удивленно отозвалась Доната. Щеки ее залил румянец.

– А вы слышали, что в Ланцио открыли кинопалас? – поспешила скрасить неловкую паузу Маддалена. – Film d’arte italiana почти достроила зал на двести человек! Вот куда нужно вкладывать деньги, друзья. За синематографом – будущее!

– Вам нужно вложить в синематограф себя, моя дорогая! – с благодарностью в голосе ответила Доната. – Вы же просто очаровательны!

– О, спасибо, но боюсь, этот аванс слишком велик! – ответила Маддалена, а Франко с удивлением заметил, как сильно смутилась она в ответ на невинный комплимент.

Он наблюдал за Маддаленой и, безусловно, находил ее привлекательной. Счастливая обладательница точеной линии подбородка, сияющих карих глаз и чарующего голоса владела главным дамским оружием – природной женственностью, сила которой располагает к себе представителей обоих полов. Франко все чаще ловил себя на мысли, что поворачивает голову в ее сторону, стараясь ненароком перехватить ее взгляд.

Вечер набирал обороты. С каждым выпитым бокалом разговоры становились громче, а темы фривольнее. Франко расслышал, как кто-то цитирует Казанову, и ухмыльнулся, узнав знаменитую фразу: «Только женщина умеет убегать так, чтобы наверняка поймали». Он оценил шутку, примеряя ее к собственной жизни, где женщинам дозволялось играть ту роль, которую они сами избрали. Говоря иначе, Франко считал себя великодушным зрителем, способным оценить всю прелесть любовной игры, но, когда дело доходило до последнего акта, Франко предпочитал решать и действовать сам.

После десерта Маддалена попросила француза составить ей компанию и прогуляться в саду, что раскинулся за усадьбой. Они оставили душное помещение и прогуливались, вдыхая вечерний воздух, напитанный ароматами агавы и граната. Франко ласкал взглядом силуэт молодой женщины, пока она не торопясь шла чуть впереди него. Обрисовывая мягкий изгиб талии, вдоль тела струилось платье: слишком тонкое, чтобы скрыть его красоту, бессильное спасти от участи быть растерзанным мужским воображением. Почувствовав его взгляд, Маддалена обернулась:

– Любопытно, как вы видите нашу честную компанию. Наверняка не такой, как мы себе воображаем. Я уверена, вы сумеете непредвзято оценить то общество, что предстало вашему взгляду. Взору иностранца, француза. – Она легко коснулась его плечом, ступая рядом.

– Когда вы так смотрите на меня, я не способен думать о таких сложных вещах. – Он засмеялся. – Я не могу жаловаться. Везде в Ланцио меня принимают с почетом, которого, как мне кажется, я еще не вполне заслужил.

– У вас весомый покровитель, не стоит сбрасывать со счетов это обстоятельство.

– А мне-то хотелось верить, что внимание, уделяемое местными жителями, – моя собственная заслуга! – Он шутливо возвел руки к небу.

– Scusi, наверное, я не так выразилась. Разумеется, это только ваша заслуга, ведь столь близкая связь с Доном Антонелли характеризует вас как человека выдающегося. С другими он не водит дружбы. Да и высший свет не примет кого-то из чувства долга. Поверхностное общение, светский треп – пожалуйста, но это не значит, что мы жаждем породниться друг с дружкой. Внимание к вашей персоне означает больше чем просто учтивость. Вы верите мне?

– У меня нет причин не доверять вам, – ответил он, и слова его погасли в насыщенном запахом костра воздухе. Под ногами хрустел гравий. Франко улыбнулся:

– Ну и если уж речь зашла об одном из присутствующих на сегодняшнем вечере, вы слышали историю, что приключилась в опере?

– Какую? – спросила она заинтересованно.

– Позвольте поднять вам настроение, из первых уст, между прочим: я был свидетелем всего действа с самого начала до его красочного конца.

– Скорее расскажите, мне уже не терпится!

– На днях давали «Турандот», вы еще не посещали ее? Так вот, между вторым и третьим актом, когда на сцене шла смена декораций, а я сидел в ложе, зажгли свет. Тогда я смог заметить синьора Казони.

– Начальника больницы?

– Si. Он сидел от меня слева, в соседней ложе, и скучал в одиночестве. Жена покинула его в антракте, чтобы, вероятнее всего, полакомиться пирожными в буфете либо попросту размять ноги. И этот почтенный муж, решив развлечь себя с помощью бинокля, принялся рассматривать публику, оставшуюся в зале. Так как я сидел по правую руку от него, он не мог явно видеть мой интерес, кроме того, мне показалось, он находился «под градусом» и внимание его было рассеянно. В какой-то момент он обнаружил в бинокль нечто любопытное, потому как весь подобрался и засопел, словно раскормленный старый гусь. Как выяснилось позже, ему удалось разглядеть удивительно милую особу, сидящую рядом с престарелой тетушкой внизу, в партере, под его балконом. – Франко поймал взгляд Маддалены, ее приоткрытый рот выдавал крайнюю степень внимания. Он продолжил:

– Наметив себе «жертву», синьор Казони стал воровато посматривать за спину, чтобы проверить, не возвратилась ли его жена. Он так и не заметил, что я наблюдаю за ним. По счастью, его дама все еще отсутствовала. В ту же самую минуту наш герой возомнил себя не иначе как виконтом де Вальмоном[10], – в голосе Франко послышался смех. – Смею предположить, что пары алкоголя, отчетливо доносившиеся до меня, все же сумели лишить его остатков благоразумия, потому что он решился на привлечение внимания девушки весьма оригинальным способом. Он выудил прекрасный цветок гортензии из букета, что принесла его жена, планируя, по всей видимости, позже бросить его артистам, вышедшим на поклон. Затем он, хорошенько прицелившись, запустил эту голубую комету вниз, намереваясь, вероятно, попасть прямо на колени молоденькой синьорине. Но кто из нас способен попасть в цель с первого раза, в особенности испытывая муки волнения, в особенности под действием спиртного? Произошла досадная ошибка, и беззащитный цветок, описав длинную дугу, словно по волшебству приземлился прямо на голову тетушки. Да там и остался.

– Бог мой!

– Поднялась суматоха. Оскорбленная матрона, подняв голову, принялась громко причитать, выискивая виновника. И быстро его обнаружила, так как хохот, поднявшийся на верхних балконах, и пристыженный вид синьора Казони выдали его с головой. В этот самый момент в ложе появилась синьора Казони и засвидетельствовала всю щекотливость ситуации, легко вычислив виновного по редкому цветку из собственного букета, которым потрясала разъяренная старушка, выкрикивая проклятия за публичное унижение. Понукаемый взбешенной женой, синьор Казони предпочел ретироваться, за ним устремилась и его супруга. Глядя на нее, ни у кого не возникло сомнения, кто в скором времени обзаведется новым бриллиантовым колье или любым другим недешевым украшением. Стоит ли говорить, что Казони покинули оперу под еле сдерживаемые аплодисменты?

– Бог мой, ну и история! – Маддалена от души рассмеялась, представляя себе драматичный и в то же время курьезный финал. – Значит, вы получили два представления по цене одного! Вы везунчик! И вдобавок умеете рассмешить даму. – Она стрельнула глазками и вздохнула полной грудью. – Как я люблю подобные вечера. – Она запрокинула голову, позволяя лунному свету подтвердить то, что она и так знала: