Муж в ярости, ведь дети — моя епархия, и вот я уже второй раз сделала что-то не так, да и со старшей дочкой непонятно получается…

Что произошло?

В этой истории примечательно решительно все.

Обратите внимание, в каких выражениях Альбина описывает дочь и то, что с ней происходит: «Мы столько в нее вложили», «Поняла, что другого выхода нет», «Пошла в рост». То ли животное, которое ведет себя не так, как от него ждут, то ли акция, не оправдавшая вложений. И в довершение Альбина проговаривается, что рассматривает выращивание детей, в сущности, как свою часть работы, за которую отвечает перед мужем: «Он в ярости, ведь дети — моя епархия». Альбина переживает не за дочь, которой плохо, а за себя: она не вырастила мужу достаточно хороших наследников. Лишь первый вполне успешен, а с остальными все сомнительно. Какова же тогда ее, Альбины, ценность как жены и матери?

Дети в этой семье очевидным образом рассматриваются как инвестиция. Они должны оправдать вложения — но получается не очень хорошо, а побочные эффекты перекрывают основной. Почему сейчас эта практика представляется токсичной и неприемлемой? Разве это не почтенная традиция, разве когда-то, век назад, родитель не мог строго спросить с ребенка, в чье образование было многое вложено?

Да, когда-то родитель мог открыто считать вложения в ребенка своими инвестициями, гордиться удачным сыном и стыдиться неудачного. Но времена изменились. Теперь дети в среднем гораздо более самостоятельны. Обычно они так или иначе идут своим путем и без особых вложений в них. А если деньги и вкладываются, то могут быть рассмотрены не как инвестиции, а как дополнительные затраты, призванные облегчить ребенку путь к его собственным целям. Родитель в наши дни не может купить ребенку достойное положение. Ситуация на рынке быстро меняется, да и преуспевают сильнее те, кто относится к делу с энтузиазмом, а не просто идет туда, куда его подтолкнули.

В наше время отношения между ребенком и родителем основаны не на экономической базе, а на привязанности. Лучшее, что мы можем вложить в детей, — наше время с ними, нашу к ним любовь и другие нематериальные ценности. Альбина и ее муж заменяют это прямым инвестированием — а любви в их отношении к дочери как-то совсем не чувствуется. О потребностях ребенка речь не идет, и даже последний крик о помощи (попытка суицида — что может быть страшнее?!) рассматривается лишь как досадная помеха: «Компания обанкротилась, акции обесценились, что делать?»

Конечно, в душе Альбины все было на самом деле сложнее и драматичнее, чем в моем поверхностном описании. Именно поэтому мы продолжили работу. Альбина и сама догадывалась, что отношения, которые сложились в их семье, глубоко дисфункциональны и вредят детям. Со временем передо мной развернулась сложная картина, в которой нашлось место и детству мужа, и характеру самой Альбины, и разным отношениям родителей с каждым из детей. К счастью, младшей девочке удалось помочь (ею занималась не я, но психотерапия с мамой также сыграла свою роль). Средние же дети до сих пор почти не общаются ни с Альбиной, ни с отцом.

Что делать?

Не инвестируйте в своих детей. Не вкладывайтесь в них. Не тащите их к успеху и счастью, которые вы для них сами придумали. Вы можете тратить на них деньги, но не заменяйте этими тратами личное участие в их жизни, понимание, любовь и привязанность.

Если же вы сами были подобным ребенком-инвестицией, помните: скорее всего, родители не умели проявлять своих чувств к вам как-то иначе. Может быть, они не могли и обнаружить этих чувств в своей душе. Как правило, это не злая воля, а следствие глубокой эмоциональной некомпетентности и тревоги за ребенка. Я сочувствую всем, кто рос в атмосфере обязательных достижений. Часто психотерапевтическая работа может помочь преодолеть последствия такого детства, если они продолжают мешать вам во взрослой жизни.

Обучение смерти

Женя — молодая девушка, которая уже несколько раз госпитализировалась по собственной инициативе в отделение неврозов. Диагнозы ставили разные. У Жени никогда не было ни бреда, ни галлюцинаций, она не выпадала из реальности, не совершала попыток суицида, сохраняла работу и социальную жизнь. Но жилось ей очень и очень нелегко: то сильнейшая тревожность, панические атаки и фобии, то вялотекущие, но неприятные депрессивные состояния с соматическим компонентом (боль, тошнота и другие тягостные симптомы без медицинских причин). Такие состояния требуют не только лекарственного лечения, но и обязательной психотерапии.

Речь о маме зашла на первой же сессии.

— Да, я думаю, что это наследственность, — сказала Женя. — Мама постоянно страдала от депрессий — тогда мы не знали, как это называется. Ничего не могла делать, сидела с застывшим лицом, иногда до вечера не вылезала из кровати. Шторы у нее в комнате были вечно задернуты — исключений почти не помню. К нам ходила тетя, убирала, кормила нас. Все повторяла, чтобы мы берегли маму. Да мы и сами понимали и очень старались. Нам так хотелось ее развеселить! У мамы была особенность: любые сильные эмоции, даже радость, вызывали у нее слезы, и ей было трудно перестать плакать. Нарисуешь ей котенка, а она рыдает — это было так… страшно. Когда мы подросли, то научились говорить с ней небрежно, грубовато, без нежности, чтобы она не умилялась нам и не плакала так сильно.

— Ничего себе, — сказала я. — А на работу она ходила?

— Периодами, когда становилось получше. Мы даже не знаем толком, с чего все началось. Какие-то семейные тайны. Сестра говорит, что вроде бы тетя однажды проговорилась, будто бы у нас был старший братик, который умер во младенчестве, и вот с тех пор мама и заболела. Однако на маминых поминках ее подружка говорила, что мама, еще когда они вместе жили в общежитии, иногда так же ложилась лицом к стене… Не знаю.

— Значит, вы с сестрой старались ее развеселить?

— Да, — сказала Женя. — И развлечь. Или хотя бы отвлечь. Но получалось редко. И мы чувствовали, что виноваты.

Что произошло?

Материнская депрессия сильнейшим образом влияет на ребенка. Не только такая глубокая, длительная и повторяющаяся, как у мамы Жени, но и такая, как, например, у мамы моего клиента Андрея в одной из предыдущих глав. Дети депрессивного родителя страдают и меняют свое поведение в зависимости от состояния мамы так же, как это делают дети родителей-алкоголиков. Вообще любое психическое заболевание или зависимость родителя заставляет ребенка подстраиваться и пытаться уравновесить, вытащить его. Таким образом ребенок стремится спасти себя, ведь без родителя детенышу