— Я знаю, — сказал маркиз. — Но теперь она умирает, и, наверное, мне не следовало бы ее обманывать.

— Оттого, что люди умирают, они еще не становятся святыми, — сказал капитан Вестей. — Она такая же злая, как и раньше, и могу побиться об заклад, что, выздоровей она завтра, она с радостью переделала бы завещание и заставила тебя прыгать на задних лапках еще лет двадцать.

Маркиз ничего не сказал и сидел, все так же рассматривая свой стакан с бренди, к которому так и не притронулся.

— Ну, взбодрись же, — сказал капитан Вестей. — Не знаю, что там такого наговорила тебе эта маленькая шлюшка, что ты так расстроился. Вспомни, что твоя мачеха сделала то же самое, когда умирал твой отец: дала ему подписать завещание в самый последний момент, заставив оставить все деньги себе. Он спятил или был слишком слаб, чтобы отказать ей. Так что это справедливое возмездие! И если бы ты не сделал этого, то Чард продали бы с молотка, какая польза была бы от этого старым слугам, арендаторам и всем тем людям, которые работали там из поколения в поколение?

— Это значило бы, что Чард должен исчезнуть.

— Тогда о чем же ты беспокоишься? — спросил капитан Вестей. — Способ, возможно, спорный, но повод верный. А только это и имеет значение. А теперь будем надеяться, что мы не просидим здесь слишком долго.

Потом мы отправим курочку в курятник и поедем на несколько месяцев за границу. В Париже можно отлично развлечься! Что ты говоришь? Ты помнишь Дезире?

Боже, что за вечеринка там была!

— Чем быстрее она покинет этот дом, тем лучше, — проговорил маркиз.

— О ком ты говоришь? — не понял капитан.

— О девушке, — ответил маркиз. — По ней плачет Кейт, по этой маленькой злючке! В то же время она не захотела больше денег. Я ничего не понимаю!

За обедом все чувствовали себя неловко. Мелинда все время думала о вдове-маркизе наверху.

Ее мысли то и дело возвращались к умирающей женщине, и она никак не могла уследить за разговором.

Маркиз был явно не в духе и отказался от большинства богатых, экзотических блюд, подаваемых на серебряных тарелках с гербами. Один из слуг то и дело наполнял опустошаемый им хрустальный бокал с вырезанным на нем гербом Чардов.

Капитан Вестей всеми силами старался развеселить друга. Он разговаривал с маркизом, но старался втянуть в разговор и Мелинду, объясняя ей, кто были те люди, которых они упоминали в разговоре, и описывая ей места, которые они посещали. Один или два раза он заставил ее рассмеяться, но она ни на минуту не забывала о циничной ухмылке на лице хозяина дома, а также о том, что он оставался мрачным и безучастным.

После того как капитан Вестей также замолчал, слуги внесли круглое блюдо из севрского фарфора, наполненное огромными персиками, пурпурным виноградом и зеленым инжиром.

— Это из садов Чарда? — спросил наконец капитан, чтобы прервать неловкое молчание.

— Конечно, — резко ответил маркиз. — Не думаешь ли ты, что я буду есть те отбросы, которые продают в магазинах, а?

Поскольку ответа на этот вопрос не требовалось, снова воцарилась тишина. Затем капитан Вестей сказал:

— Послушай, Дрого, мы не можем сидеть здесь и тосковать. Почему бы нам не поехать на вечеринку к Себастьяну? Это не званый обед, и там не будут интересоваться здоровьем твоей мачехи.

— Это не совсем прилично, — запротестовал маркиз.

— Несомненно, — согласился капитан Вестей. — Но кому какое дело? Кроме того, это развлечет Мелинду.

Ей, должно быть, скучно слушать, как мы с тобой пикируемся друг с другом.

Маркиз удивленно приподнял брови.

— Ты хочешь взять Мелинду с собой? — сказал он, говоря так, будто ее вообще не было в комнате.

— Почему бы и нет? — спросил капитан Вестей. — Я уверен, что она встретит там своих друзей.

— У меня нет друзей в Лондоне, — быстро вставила Мелинда.

— Тогда пора завести их, — ответил капитан Вестей не терпящим возражений голосом.

— Отлично, — сказал маркиз, вставая из-за стола, — тогда отправимся немедленно.

Мелинда нехотя поднялась: И тут услышала, как дворецкий почти обиженно спросил:

— А как же портвейн, милорд? Вы не отведаете немного портвейна?

— Нет, мне уже достаточно. — Маркиз произнес это, будто принимая важное решение.

Выходя вслед за мужчинами из столовой, Мелинда не смогла сдержать улыбку, видя лицо дворецкого.

Когда они дошли до холла, капитан Вестей сказал ей:

— Вам нужна вуаль.

— Хорошо, — ответила Мелинда, — я поднимусь наверх и надену.

Она побежала в спальню, думая о том, какая странная у нее теперь жизнь. Она думала, что проведет сегодняшний вечер в каком-нибудь скромном пансионе, будет есть дешевую еду с другими постояльцами и думать о том, на сколько ей хватит драгоценных соверенов, которые она взяла из тетиного секретера. А вместо этого она обедает так, что даже самые чопорные приемы у сэра Гектора показались бы второсортными и ничтожными. А еда была просто превосходной. «Маркиз, должно быть, очень богат», — подумала Мелинда, и у нее исчезли последние угрызения совести насчет того, что на нее были потрачены такие большие деньги.

Она задумалась над тем, что именно нечистая совесть или простая неуживчивость характера заставляет маркиза отводить от нее взгляд и разговаривать так, как будто ее нет в комнате, а также проявлять неудовольствие, что она должна поехать вместе с ними на вечеринку. Возможно, говорила она себе, он заботится о ее репутации, но сомневалась в этом. И, кроме того, в этом странном городе, где она никого не знала, ни у нее, ни у кого бы то ни было другого не возникало опасения, что она поведет себя неподобающим образом.

Она поморщилась, глядя на себя в зеркало.

— По одежке встречают! — сказала она вслух. — В то же время, как всегда говорит Нанна, есть множество но.

И в мире нет ничего совершенного.

Одним из но было поведение маркиза. Она не могла объяснить его себе. Никогда раньше она не сталкивалась ни с чем подобным у других мужчин, которые встречались ей. Казалось, он презирал ее и в то же время был ее противником. Она никак не могла понять причины такого отношения.

Да и какое все это имеет значение, откровенно спрашивала она саму себя. Она получит свои пятьсот гиней.

По крайней мере, этого хватит, чтобы она с Нанной прожили без забот год или два. Ее расстраивало только, что та старая дама, которую они обманули фальшивой женитьбой, проживет недолго. В то же время она очень хотела поскорее выйти на свободу из этого дома, раствориться в темноте улиц и знать, что она больше никогда не встретит лорда Чарда снова.

Она удивленно заметила, что слишком долго смотрится в зеркало. Она видела только беспокойство в своих глазах, похожих на два глубоких темных озера, на глади которых, словно отражающиеся облака, мелькало то одно выражение, то другое, но она не замечала ни элегантности своего нового платья, подчеркивавшего ее изящную юную фигуру, ни стильной прически, сделанной ей одной из горничных.