— Ну, не лги! — сердилась она. — Никогда-то Семен Восков не будет жить в четырех стенах, по-семейному, — передразнила она его.

Он засмеялся, нежно обнял жену.

— Вот видишь… Ты уже годишься в шаманы.

Поднял в воздух сына, огляделся, увидел на полу матрацы.

— Ага. Гости нас с тобой не обходят. Но в этом тоже кусочек счастья, да?

— Да, да, — ворчливо сказала она. — Ты уж рад весь свой столярный цех из одной миски накормить. Сам-то ешь?

— Когда время позволяет, — честно сказал он. — Гуд бай.

Уже сбегая с лестницы, он услышал крики маленьких газетчиков: «Федор Малков на свободе! Федор Малков на свободе!».

— До чего здорово, джентльмены! — крикнул он, разворачивая газету на трибуне. — Матроса с «Потемкина» Николашке не выдали. Вот что значит, когда мы все заодно!

К Лизе постучались через час:

— Вы только не пугайтесь. Вашего мужа немножко ранили… После собрания… Его сейчас привезут.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

ПОСЛЕДНЕЕ МИРНОЕ ЛЕТО

— Ты ранен?

— С чего ты взяла!

— Уотс ронг уиз ю?[12]

— Ай эм ол райт.[13]

— Тогда почему ты молчишь?

— Не люблю чувствовать себя беспомощным… даже перед стихией.

Это было третье Сильвино знакомство с горным югом. В тридцать седьмом — пеший маршрут по Военно-Осетинской дороге, в тридцать девятом — высокогорный лагерь у подножия Эльбруса, и вот сейчас предстоял переход через перевал Донгуз-Орун с выходом на Сванетию.

Были долгие колебания. Не хотелось оставлять маму, которая что-то затосковала, как это всегда случалось, когда задерживались вести о муже. Думала, что с Ленкой поедет на соревнования трех городов, но от ЛЭТИ взяли только баскетбольную команду. Володя Жаринов где-то бегал, что-то разузнавал, наконец, торжествующий, разыскал Сильву в перерыве, помахал путевками.

— Порядок! Уговорил два Цека союза! Альплагерь «Молния»!

Сильва его остановила:

— Разве мы договаривались?

— Послушай, такой случай не повторится. Думай.

Ей очень хотелось поехать, но бесенка уже разбудили:

— Ты не должен был решать сам. Не поеду.

— А я все-таки буду ждать. Неделю, — сказал он.

Ее уговаривали и Ленка, и мама. Оставшись вдвоем с Леной, Сильва высказалась напрямик:

— Допустим, я приму Володино приглашение. А он возьмет и расценит это как-нибудь не так.

Лена с жаром возразила:

— Во-первых, это глупость. Все мы достаем друг для друга путевки, и никто от этого не женихается. Во-вторых, Володя отличный и скромный парень. А в-третьих, ты умеешь резать правду-матку, вот и предупреди Володю.

В этот вечер все они собирались на свадьбу к Нине — Сильвиной приятельнице по группе. Только месяц назад эту самую Нину студенты разделывали «под орех» за пропуски занятий, пересдачи, сплошные «тройки», и Сильва сказала с места:

— У меня тоже бывали тройки, но, честное слово, я после каждой психовала… Троечный инженер. Это что-то вроде плотника, который пытается сколотить скрипку. Тебе самой не противно?

Помогло. Даже предстоящая свадьба не помешала сдать сессию. Молодоженов поздравили с выдумкой, песнями, по-студенчески. Володя и Сильва сидели рядом. Она вдруг тихо сказала:

— Мама и Лена меня агитируют за поход. Но если я соглашусь, как ты это поймешь?

Володя с досадой сказал:

— Перестань, я знаю, о чем ты… Я хочу в поход, потому что это хороший случай для закалки. Кто знает, что готовит миру фашизм. Вчера Австрия, Чехословакия, Польша, сегодня Франция… Глотают, как пироги с начинкой.

— Сталин говорит, что война от наших границ отведена, — вспомнила Сильва.

— Знаю, — отозвался Володя. — Все докладчики его цитируют, а потом призывают нас быть готовыми. Не знаю, как ты, а я хочу быть готовым в любой момент.

— Логично, — сказала Сильва. — Когда мы выезжаем?

С Володей было интересно, весело и, главное, все у них было на равных: и «сухой паек», и шутки, и трудности.

От селения Верхний Баксан им предстояло подняться метров двести по довольно крутому «докторскому перевалу», на вершине которого альпинистов действительно ожидал врач, определявший по дыханию и пульсу, кому дорога в альплагерь заказана, а кому нет. Сильву тронуло, что Володя не навязывался с помощью, а уже у самого плато словно невзначай обронил:

— С горами ты в дружбе. Тебя пропустят.

Их пропустили. Жизнь в альплагере была вовсе не сказочной. Инструктор попался требовательный. Они учились вбивать крюки в скалистые щели, намертво закрепляться на уступах, ходить на «кошках», высекать в ледовой толще ступени не только ледорубом, но и ударом ботинка.

Кавказ покорил и тех, кто был здесь впервые, и тех, кто, как Сильва, уже считал себя старожилом. Они никогда не думали, что вершины могут быть и столь красивыми, и столь коварными, а звезды такими крупными, что казалось: протяни руку — и сорвешь их, как гроздь винограда. Они увидели цветы, напоминающие раскрытые огненные чаши, и боязливо выглядывающий из-под снега и по-снежному белый рододендрон.

— Две недели открытий, — сказала Сильва.

Она была счастлива. Особенно полюбились ей редкие минуты перед отбоем, когда они усаживались у костра в кружок — и начинались занятные истории, песни, подшучиванье. Тогда еще не было транзисторных приемников, и они, отрезанные на эти дни от мира, гадали, что же в нем происходит.

— Париж?

— Партизаны маки, — говорил кто-нибудь один, — ликвидировали гитлеровского гаулейтера.

— Лондон?

— Не спит. Готовится отбить воздушный десант гитлеровцев.

Игра до того увлекала, что инструктор возвращал альпинистов к действительности одним словом:

— Ленинград?

И все отвечали хором:

Ждут наши мамы и папы,

Чтоб обошлось без «историй»,

Чтоб мы не сломали лапы

И не сорвались в море.

…Одна из ночевок в стационарном лагере перед Донгуз-Оруном. Где-то над ними коварная Адыр-Су, подмывшая склон горы, накопила энергию, прорвала запруду и, увлекая с собой в мощном селевом потоке землю, корневища, камни, надвинулась на лагерь. Альпинистов подняли по тревоге, каждый захватил небольшой запас продуктов и личное снаряжение. Успели перебраться на склон соседней горы, избитые и исхлестанные потоком. Володя поддерживал Сильву, когда они брели по колено в воде, несмотря на ее протестующие возгласы: «Сама!». Был полумрак, но она почувствовала, как он остановился и запрыгал на одной ноге. Решила, что камнем придавило, почти вырвала из его рук свой рюкзак. «Опирайся на меня!» — крикнула Сильва. Через несколько минут они выбрались на сухое место.

— Уотс ронг уиз ю?

— Ай эм ол райт.

— Нашли время практиковаться в английском! — крикнули слева. — Все целы?

А через день с вершины Донгуз-Оруна перед ними открылся могучий двуглавый Эльбрус, и величие его горных пиков, казалось, затмило все, чем они любовались до этой минуты. Даже холод, загнавший их пораньше в