Эффект растянутого времени я наблюдал, когда появился в землянке. Чмыри не было, но все остальные замерли с открытыми ртами, похоже, не ждали. Я прошел мимо этих манекенов, взял из пирамиды свою СВТ, тут же примкнул полный магазин и вышел обратно. Весь расчет высыпал вслед за мной, решили, что я пошел убивать стукача. Ошиблись, я пошел к комбату.

– Товарищ лейтенант, разрешите пристрелять личное оружие!

– Разрешаю. Десять штук тебе хватит? Возьмешь у старшины.

– Так точно!

– Только без глупостей, – понижает голос Костромитин.

– Есть без глупостей, – также негромко отвечаю я.

До завтра я ждать не намерен. В качестве мишени использую широкую доску, а в качестве пулеуловителя – железнодорожную насыпь. Отмеряю сто метров и делаю пять выстрелов. Отдача почти не чувствуется, я ожидал большего. Автоматика работает очень мягко, даже успеваешь ощутить крайние положения отката-наката. Теперь понятно, почему у нее были проблемы со стрельбой в зимнее время – нет запаса энергии затвора. Результат стрельбы обрадовал, все дырки можно закрыть чайным блюдцем, разброс равномерный. То есть всю работу по пристрелке прежний хозяин сделал за меня, а я даже не мог похоронить его. Повторяю серию, результат даже чуть лучше. Возвращаюсь в землянку и чищу оружие. Чмыря рискнул появиться только на вечернем построении, где много народа и в строй встают без оружия. На следующий день я принимаю присягу и становлюсь полноправным красноармейцем, и полнообязанным тоже. Теперь я везде хожу с винтовкой, даже в злополучный туалет. Вся батарея уверена, что я проверил работу капризной самозарядки и теперь только жду подходящего момента. Время от времени я бросаю на Чмырю плотоядные взгляды, как бы прикидывая, куда лучше вогнать пулю. Сержант из последних сил храбрится, даже пробует носить с собой свою винтовку. Но его трехлинейка всего на тридцать сантиметров короче его самого. Когда она висит у Чмыри на плече, то почти задевает прикладом землю.

Возмездие настигло Чмырю с другой стороны. Через два дня комсомольское собрание батареи рассмотрело личное дело сержанта Гмыри и единогласно исключило его из рядов ВЛКСМ. А на следующий день в батарее был зачитан приказ о разжаловании Гмыри. Костромитин лично выдрал сержантские треугольники из его петлиц. В тот же день страдалец исчез из батареи. Даже не представляю, куда смогли спихнуть это чудо. В тот же вечер ко мне подошел Костромитин, не вызвал к себе, а сам пришел!

– Принимай орудие.

– А наводчик?

– Пока обойдетесь, потом, может, пришлют.

– А как…

– Как до сих пор стреляли, так и стреляйте, а то я не знаю, чьи команды расчет выполняет.

В конце августа у нас изымают стрелковое оружие. В батарее оставляют по одной винтовке на расчет. Моя СВТ без штыка и запасных магазинов никого не заинтересовала, а у Петровича отобрали выданный в полку карабин.

В сентябре похолодало и нам выдали шинели. Начались дневные налеты, теперь мы стреляем и днем и ночью. Стреляем с ПУАЗО, стреляем заградительным. Недавно соседняя батарея сбила немецкий бомбардировщик. Я продолжал совмещать стрелки, и даже не мог взглянуть в небо, только слушал комментарии тех, кто мог поднять голову. Даже не верится, что наш огонь может давать хоть какой-то эффект. До сих пор мне казалось, что мы бесцельно засеиваем небо вспышками разрывов.

В начале октября погода испортилась, начались дожди. Налеты стали редкостью, низкая облачность прижала вражескую авиацию к земле. Скоро немцы начнут наступление на Москву, но точной даты я не помню. И нет никакой возможности избежать этого удара судьбы. Остается только ждать и надеяться. Ждать, надеяться и стрелять, стрелять днем и ночью, стрелять с ПУАЗО и заградительным. Дырявить низкие серые тучи осколочными гранатами, в глубине души надеясь все-таки попасть. Ну хоть один раз попасть.

Глава 4

Ту-дух – ту-дух, ту-дух – ту-дух, мерно постукивали на стыках колеса поезда. Перед глазами маячила верхняя полка, а за окном солнце разгоняло предрассветную мглу. Неужто мне все это приснилось? Я потянулся к столику, чтобы нашарить часы и посмотреть время.

– Танки! Танки слева!

Целую секунду не мог понять, это я все еще сплю или уже нет. В следующую секунду я уже вбивал ноги в сапоги, затем, подхватив ремень, бросился к орудию. Все уже знали, что южнее началось немецкое наступление, и только мне было известно, чем оно закончится. Но даже я не ждал Гудериана в Брянске так быстро. Сегодня дежурил первый взвод, а мы отсыпались после ночных стрельб. Два орудия первого взвода уже опустили стволы и сейчас нащупывали цель на юге. А наши, мало того что торчали вверх, так еще и были затянуты маскировочной сеткой. Наконец мы сдернули сетку со ствола, и я плюхнулся на сиденье, больно ушибив колено.

Гах! Гах! Ударил первый взвод, когда я уже разворачивал орудие, секундой позже ствол пошел вниз, Паша уже занял свое место. Немецкие танки вышли из леса на южном берегу Свени и сейчас рвались вперед, стремясь укрыться за железнодорожной насыпью. Гах! Гах! Бьет первый взвод. Гах! Это уже первое орудие нашего взвода. А я стрелять не могу, пушка из первого взвода закрывает мне цель. Позиция батареи не предусматривала ведения огня по наземной цели на противоположном берегу речки. Гах! Гах! И после небольшой паузы еще раз. Гах! Из-за закрывающей обзор пушки появляется небольшой дымок. Но это он с полутора километров небольшой, кого-то наши подожгли.

– Прекратить огонь! – командует Костромитин.

Немцы проскочили простреливаемую зону и укрылись за насыпью. К нашей позиции подходит комбат, бросает взгляд на противоположный берег и обращается ко мне:

– Знаешь, что они сейчас сделают?

– Знаю. Подтянут артиллерию и раскатают нас, как на блюминге.

Наши зенитки стоят на открытой позиции, и гаубичная батарея немцев подавит нас за несколько минут.

– Поэтому бери Петровича, цепляй пушку, грузи приборы и уходи. Стрелять ты все равно не можешь. Взвод управления я отправляю пешим порядком, а ты с собой возьми кого-нибудь из расчета.

Вообще-то, в соответствии с уставом, взвод управления должен занять позицию для отражения атаки пехоты, но у них всего две винтовки на два десятка человек и отрыть окопы тоже никто не догадался. Поэтому толку от них в обороне никакого, а лейтенант решил просто спасти обученных людей.

– Но…

– Никаких но, – обрывает меня лейтенант. – Это приказ, и ты получишь его в письменном виде. Все, кончай дискуссию, нас в любой момент накрыть могут.

Я понимаю, что спорить бесполезно. Приказ Костромитина уже разделил батарею на нас, еще условно живых, и остальных, уже практически мертвых. Теперь