Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– …две порции салата ачик-чичук…
– Две порции салата ачик-чичук…
– …А на десерт – Шато д’Икем урожая… пофиг какого, у них все равно только один вариант…
– А на десерт – Шато д’Икем урожая… пофиг какого… – Я осекся и чуть ли не прорычал. – У вас ведь это вино есть только одного урожая?
– Да, простите. – Официант выглядел воплощением скорби.
– Ничего, – снисходительно кивнул я. – Нам подойдет.
– Молодец, – шепнула Александра. – Выкрутился. Так, на десерт еще закажи тирамису из маскарпоне.
– И два тирамису из сыра маскарпоне, – добавил я, закрывая меню. Что такое сыр маскарпоне, я знал хорошо, потому что регулярно жрал бутерброды с маскарпоне. Вкусно, кстати, рекомендую.
– Итак, две порции ферганского пилава, две порции салата ачик-чичук, на десерт два тирамису из маскарпоне и бутылка Шато д’Икем. Верно?
– Да, все правильно. – Вот че я щаз заказал-то? Кроме маскарпоне и вина – ничего не знакомо. Судя по задумчивому лицу Кати, ей тоже. К тому же мне показалось, что она выбирала, как лучше и быстрее сбежать отсюда к чертовой бабушке.
Официант кивнул и растворился в воздухе.
– А теперь развлеки даму разговором! – прошептала Лекса.
Я скрежетнул зубами, изображая при этом легкую улыбку. Немножко нервную, вероятно. Из простого и понятного «попить пива в баре» это превратилось в черт знает что, похлеще застенков инквизиции. Кстати, а вы знаете, что у римлян уже тогда, в пятом веке была инквизиция? Не такая явная, как вот в Средние века, но еретики подвергались гонениям уже тогда, практически сразу после признания христианства официальной религией Римской империи. Впрочем, это я нервничаю и пытаюсь думать о чем-то постороннем…
– Давно ты на станции? – вдруг спросила она.
– Почти восемь лет, – быстро сосчитал я.
– И как, не надоело?
– Да не то чтобы… а что, задумываешься осесть на месте?
– Боже упаси!
– А что, тебя так привлекает жизнь на корабле?
Она подумала немного.
– Ты знаешь, да. Привлекает. Не могу себя представить на одном месте дольше месяца. А так – каждую неделю новый порт, новая планета, новые люди… Это интересно.
Я многозначительно покивал, не решившись признаться, что не нахожу в этом ничего интересного.
– Кстати, а почему капитан Чин называет себя Мадам Чин? Вы действительно пираты?
В ответ она расхохоталась и смеялась долго и чуть ли не до слез.
– Пираты? О боже, Бальтазар, о чем ты говоришь? Какие пираты? Мы их седьмой дорогой обходим, плюс на всякий случай страхуемся в «Аркадии».
– «Аркадии»? – почему-то насторожился я. Название было смутно знакомым.
– Да, это нечто вроде крупной страховой компании, здесь, на «Черной радуге», они единственные страхуют от нападения пиратов.
– Кажется, что-то слышал о них, – кивнул я.
Принесли заказ.
Я с недоверием осмотрел блюда, стараясь не показать виду, что они мне незнакомы, но в «ферганском пилаве» я с удивлением узнал плов, который я пробовал еще в ученичестве, когда к Мерлину приезжали гости с Востока. Зачерпнул ложкой немного риса и отправил в рот. Вкусно. Не так, как в тот раз, но все же очень вкусно. Кати тоже осторожно попробовала, но после первой же ложки отбросила сомнения и с удовольствием начала есть.
Салат тоже был ничего, хотя и необычный, а от тирамису я ничего особенного и не ожидал. Зато вино было выше всяких похвал.
Когда мы, откинувшись на спинки стульев, наслаждались вкусом десерта и общались на различные отвлеченные темы, Александра вдруг шепнула мне на ухо:
– Тревога!
Я оглянулся: в ресторан вошли два человека в черных костюмах и зеркальных очках. Стояли у входа и осматривали посетителей через свои очки. Я был знаком с такими очками: через них можно было видеть так называемую «дополненную реальность», как у пилотов космических кораблей, – вокруг людей ты видел их данные, по картотеке определялись имя и фамилия и так далее. Обычно их использовали агенты СБ, деловые люди и любители компьютерных игр.
Почему-то оба вошедших человека не были похожи ни на деловых людей, ни тем более на любителей игр.
Один подошел к метрдотелю, спросил что-то у него, и метрдотель указал в нашу сторону. Мужчина направился прямо к нам.
– У тебя есть неприятности с законом? – тихо спросил я у Кати.
Она отрицательно помотала головой.
– Значит, это по мою душу, – вздохнул я, шестым чувством предвидя очередные неприятности.
– Господин Бальтазар? – спросил у меня «человек в черном», не удосужившись даже снять очки.
– Да, это я. – Я поставил бокал с тирамису на стол и сложил руку в знак «графанк», необходимый для создания разряда молнии.
– Я – агент Гросс. – Он достал и показал мне жетон Службы безопасности. – Не могли бы вы пройти со мной в офис СБ?
– По какому поводу?
– Вы обвиняетесь в террористической деятельности. – Он спрятал жетон и вытащил из-за пояса наручники. – Не могли бы вы вытянуть ваши руки вперед?
Еще как мог бы, подумал я. И обязательно это сделаю.
Почему я буду сопротивляться? Да потому, что я успел заметить «B.R.S.S. Dept. of Special Cases» под номером на значке: «Отдел специальных дел Службы безопасности «Черной радуги». А Лекса в свое время мне о-очень доходчиво объяснила, что это за департамент и за какие такие «специальные дела» он отвечает. В двух словах: за инопланетян и всякую сверхъестественность. Кстати, вот тоже глупое слово, потому как магия не более сверхъестественна, чем, скажем, дыхание или питание.
Да что это такое, подумал я, отбрасывая воздушным кулаком агента в глубь зала. Он пролетел несколько метров и упал на стол, опрокинув его. Брызги еды полетели во все стороны, и я со злорадством отметил, что его дорогой черный костюм оказался заляпан кафским острым соусом к рыбе, который не отстирывается от одежды ни при каких обстоятельствах, я уже пытался.
– Сзади! – Это Александра. Она кричит, не скрываясь, но все еще невидима. Ох, как она сейчас мне завидует, наверное. И локти кусает, что ничем не может помочь.
«Восемь лет я жил на этой проклятой станции без каких-либо приключений, умудряясь оставаться в тени даже от служб безопасности», – вновь подумал я, выпуская молнию во второго агента. Тот сполз по стенке, не подавая признаков жизни, но вцепившись в парализатор мертвой хваткой. Ну убить не должно было… по идее.
И вот за одну проклятую неделю моя едва наладившаяся жизнь трещит по швам.
А меня очень раздражают перемены.