Перед ступенями Виктор Алексеевич задержался. Из-под кроны дерева, раскинувшегося над лавочкой около подъезда, доносилась сбивчивая речь пожилого сухощавого мужчины. Девушка-сержант в милицейской форме вела протокол опроса. Сержант проворно черкала шариковой ручкой по наполовину исписанному листку бумаги, прикрепленному металлическим зажимом к жесткой пластиковой папке. Время от времени она прерывалась и поднимала голову, чтобы задать свидетелю очередной вопрос. Заметив сыщика, она вежливо поздоровалась.

— Продолжайте, продолжайте, — одобрительно сказал Перегудов и по-мальчишески взбежал по ступеням подъезда на крыльцо.

У входа в подъезд, загораживая дверной проем, сидел на корточках широкоплечий мужчина. Изнутри подъезда бил свет мощного прожектора, установленного на переносной треноге. Рядом с прожектором криминалист делал фотоснимки места происшествия.

— Илья Зотович? Позволите? — попросил Перегудов, заглядывая за спину сидящего на корточках мужчины.

При этом он подал эксперту для рукопожатия раскрытую ладонь.

— А, Виктор Алексеевич! Здравствуйте! Очень вовремя. Я уже закончил, — выпрямляясь, ответил криминалист и протянул Перегудову в ответ обтянутую хирургической перчаткой, сжатую в кулак кисть.

Перегудов дотронулся до его плеча в знак приветствия.

— Для меня ситуация более или менее ясная, — сказал судебный медик и отстранился, предоставив сыщику возможность осмотреть место происшествия. — Завтра протокол вам перешлем.

Перегудов шагнул в подъезд. Сабуров остановился у самого входа и внимательно следил за действиями следователя.

Тело убитого лежало по ходу движения, между двумя дверными проемами. Первая дверь с улицы — металлическая, с несложным кодовым замком — вела к небольшому коридору, а через полтора метра, болтаясь на одной петле, висела еще одна, фанерная, дверь.

Голова лежащего между этими дверями мужчины была накрыта белой простыней. Ноги и руки его застыли в какой-то неестественной позе. В этой позе можно было различить скорее сильный испуг, чем попытку защитить себя от нападения. Пальцы левой кисти были сжаты в кулак. Ногти впились в ладонь, оставив на ней следы крови. Верхняя одежда на груди убитого была разорвана в клочья. Воротничок рубашки перепачкан пятнами крови.

Перегудов приподнял лохмотья. Грудь убитого обнажилась, и присутствующие увидели кровавый знак, оставленный на коже острым предметом. Знак напоминал латинскую букву Z. Рана по краям вздулась, и густые кровоподтеки застыли на натянутой от отека кожи.

— Знак?! — пробормотал следователь и, встав в полный рост, вышел из подъезда. — Тут, наверное, темно, если выключить прожектор? — сказал он, уже обращаясь к эксперту.

Тот согласно кивнул.

— Убийца, скорее всего, действовал в кромешной тьме. Он мог стоять вот здесь, — сыщик сделал шаг влево и встал за второй створкой металлической двери, которая была наглухо прикручена к раме болтами.

— Да, кстати, фанерная дверь была тоже прикрыта, когда мы приехали, — добавил эксперт. — Основная дверь на автодоводе, довольно тугая. Она сразу же начинает закрываться, когда перестаешь тянуть ее в противоположную сторону. То есть здесь сразу получается небольшой закрытый бункер.

— Володя, — сыщик обратился к стажеру. — Набросай-ка, пожалуйста, для меня данные предварительной экспертизы. Выясни по возможности личность убитого, его фамилию, имя, отчество… Постарайся выяснить, где он работал, семейное положение и круг общения…

— Хорошо, — кивнул Сабуров и, раскрыв блокнот, подошел к эксперту.

Перегудов тем временем быстро спустился по ступеням и приблизился к сержанту, которая продолжала опрос. Сыщик взял у девушки первый лист протокола и стал читать записи.

— …Девятнадцать тридцать, — говорил все тот же сухощавый мужчина. — Я еще ходил за молоком. Тут недалеко круглосуточный гастроном. Ну вот, когда возвращался, я поднялся по ступеням и подошел к двери…

Голос мужчины дрожал и от слова к слову становился все тише.

— Да вы не волнуйтесь. Водички попейте, — подбодрил свидетеля Перегудов.

В руках у мужчины была пластиковая бутылка и наполовину наполненный водой стаканчик. Мужчина поднес дрожащей рукой к губам стаканчик и сделал небольшой глоток.

— Я открыл дверь, хотел войти, но тут же на пороге… Смотрю, лежит кто-то. Ну, я присмотрелся — вся голова у него в крови. Тут я все и понял, что убили его. Ну, я бежать на улицу, а тут Тамара. Я к ней… Говорю, так и так, мол. А она туда же… В подъезд, значит. Выбегает…

— Вы тело трогали? Пульс проверяли? Что вы стали делать дальше?

— Да ничего я не стал делать! Я отскочил, поскольку мне показалось, что у него череп вообще расколот. Я не смог подойти к нему… Не помню, что я сделал дальше. Вы уж извините, — мужчина приподнял стаканчик и снова отпил из него воды. — Это вам, наверное, привычно, а я в первый раз… Да еще такое увидеть…

— Подождите-подождите, а почему вы решили, что мужчина был убит? В подъезде же темно, — спросил Перегудов.

Девушка перестала записывать и внимательно посмотрела на опрашиваемого.

— А мы все ходим с фонариками. Вот он и увидел, — бойко включилась в разговор полная женщина с собачкой, которая все это время сидела рядом на лавочке. — У нас тут темень-то какая. В подъезде вон никогда света нет. Когда авария с электричеством была, у нас подъезд от подвала подключили. Вот с тех пор света-то здесь никогда и нет.

Сержант сделала очередную запись в протокол и снова подняла взгляд на мужчину.

— Продолжайте… Что было дальше?

— Давайте я расскажу, — снова встряла женщина и, оттеснив мужчину, стала рассказывать: — Я подхожу к дому, а тут из подъезда Юрка бежит. Ничего толком сказать не может. Говорит: «Там этого, как его… убили. С седьмого этажа». Ну, я думаю — сама посмотрю. А как вошла, так сразу и вскрикнула. Голова в крови, руки скрючены… А Сонька моя прыг в подъезд, обнюхала и давай лаять… Я ее зову, зову. Она не слушается… Хорошо здесь милиция рядом… Я бегом…

— Так, минуточку, — вновь включился в разговор Перегудов. — Вы узнали человека, труп которого обнаружили в подъезде?

— Да. Он еще в авиалиниях работал и всегда в форме ходил. Я по пиджаку его и узнал, — опередив проворную соседку, вставил мужчина.

— Да-да, точно. Нинки это сын старший. Лерайский, — снова встряла женщина с собачкой. — Седьмой этаж. Тридцать восьмая квартира. Они мои соседи по коридору…

— Подождите, не так быстро, — попросила сержант. — Он здесь жил постоянно или снимал квартиру?

— Да сколько дом стоит, столько Лерайские здесь и жили. Все мы сюда одновременно и въехали. Уж лет двадцать пять как. Сначала еще, когда мальчишкой он был… С родителями. Затем мать в Нижний Тагил уехала, а квартиру брату его сводному оставила. А вот с полгода назад, смотрю, к нему Владислав переехал. Вот. Я сначала подумала, что небось Юрка ошибся… Он не убитый, а пьяный развалился в дверях… Он частенько закладывал. А после того как с Лариской развелся, и вообще спиваться стал. Ему Васька с четвертого этажа давно обещал башку проломить. Потому что он как напьется, начинает музыку слушать. Если окно открыто, на весь двор слышно. Я-то глуховата сама, не слышу ничего…