Убийство подготавливалось тщательно. Мартовским днем 59 года Нерон неожиданно пригласил мать прибыть к нему на виллу в Байях, на берегу Неаполитанского залива, чтобы вместе отпраздновать Квинкватрии — веселый народный праздник в честь богини Минервы. Мать он встретил ласково и сердечно, после полудня в ее честь был дан роскошный пир, а вечером цезарь с почестями проводил мать на корабль, на котором ей предстояло вернуться к себе на роскошную виллу.

Ночь была тихая, море спокойное, небо усеяно звездами. Весла гребцов медленно ударяли о воду, и корабль стремительно несся по зеркальной глади залива. Агриппина прилегла на ложе, установленном на палубе, рядом на низеньком стульчике присела ее служанка Ацеррония. Высокие стены ложа, выполняя роль ширмы, заслоняли женщин от посторонних взглядов. Вдруг раздался страшный треск и рухнул навес над палубой. Корабль покачнулся и начал быстро погружаться в воду — казалось, его борта расступились. Крепкие стенки ложа спасли женщинам жизнь. На корабле началась паника, раздались крики, ругань, люди метались, обезумев от страха. Шум пронзил отчаянный женский крик: «Ко мне! Спасите меня! Я Агриппина! Я мать цезаря!» На крик бросились гребцы, женщина захрипела и смолкла.

Весть о катастрофе корабля и опасности, угрожавшей матери императора, распространилась молниеносно. Все побережье от Мизен до Путеол пришло в волнение. На берегах собралось множество людей с факелами, многие на лодках вышли в море. Люди не понимали, как в такую спокойную погоду мог потерпеть катастрофу императорский корабль, ведь в этих местах нет опасных скал. Кружили разные слухи.

Агриппина спаслась чудом — пользуясь общей суматохой, она незаметно скользнула в воду и поплыла к берегу, а вскоре ее подобрала чья-то лодка. На корабле гребцы веслами забили Ацерронию, которая в момент катастрофы стала громко кричать, что это она — мать императора, надеясь, что тогда ее спасут.

Узнав о чудесном спасении Агриппины, люди слали поздравления ей и сыну. А тот был вне себя: покушение на Агриппину провалилось, и не оставалось сомнений, что Агриппина все поняла и не поверит в случайность катастрофы, ибо смерть Ацерронии раскрыла намерение цезаря. Что она предпримет теперь? Соберет и вооружит своих рабов, поднимет преторианцев или помчится в Рим и там обратится к народу и сенату, обвиняя сына в самом ужасном из всех злодеяний — в покушении на жизнь матери?

Нерон созвал ближайших советников. Молча сидели они, не зная, на что решиться. Наконец Сенека отважился и задал Бурру прямой вопрос: «Твои солдаты выполнят этот приказ?» Бурр ответил отрицательно — преторианцы преданы всему императорскому дому, да и жива еще память о благородном Германике, отце Агриппины.

Вдруг доложили, что прибыл посланец от Агриппины, ее вольноотпущенник Агерин с добрыми вестями: благодаря милости богов его госпожа счастливо спаслась и просит сына не беспокоиться за ее здоровье, теперь она нуждается лишь в отдыхе после пережитого. А что еще оставалось Агриппине? Только сделать вид, что она ни о чем не догадывается. Прежде чем посланец закончил сообщение, послышался стук металла о пол, и у ног Агерина упал кинжал. Ворвалась стража, ничего не понимающего Агерина схватили, как подосланного Агриппиной убийцу. Кинжал подбросил сам Нерон.

Решено было, что дело должен довести до конца Аникет, командующий миценским флотом, который так бездарно организовал покушение на корабле — пусть теперь исправляет свою ошибку. Он и его люди застали Агриппину лежащей в постели в спальне своей виллы. Когда три офицера ворвались в комнату, Агриппина приподнялась на ложе и спокойно произнесла: «Если вы пришли узнать, как я себя чувствую, скажите цезарю, что уже лучше. Если же вы пришли за другим, то я не верю, что это приказ моего сына. Он не может быть убийцей матери!»

Оказалось, может. Агриппине нанесли несколько смертельных ран, а труп ее слуги сожгли еще той же ночью.

До утра цезарь не сомкнул глаз. Он метался, обуреваемый страхом, — что будет, когда народ, сенат, армия узнают о свершенном злодеянии? От него все отвернутся, он умрет отверженный и всеми осуждаемый.

Но вот, наконец, пришел рассвет, а с ним и первые отклики на свершившееся — поздравления! Сначала от офицеров и солдат. Потом от жителей близлежащих городков и местечек. А вскоре и из Рима прибыли официальные делегации от сената и сановников. Все радовались, что обожаемый цезарь счастливо избежал опасности, и покушение, задуманное преступной матерью, не удалось. Ибо такова была официальная версия происшествия, в которую, разумеется, никто не верил, но все делали вид, что верят. По всей стране приносились благодарственные жертвы богам, а возвращение в Рим чудом спасшегося императора стало чуть ли не его триумфом — так восторженно встречал его весь город.

Безграничная трусость подданных позволила Нерону уяснить простую истину — власть вознесла его высоко над добром и злом.

Таким образом, соучастниками страшного злодеяния стали все подданные императора, и над всеми нависла угроза возмездия. Им стал сам Нерон.

ЗАБАВЫ И КРОВЬ

Поначалу Нерон еще не был уверен в том, как его встретит Рим, и медлил с возвращением, странствуя по городам Кампании. Когда же он отважился, наконец, вернуться в столицу, весь город вышел ему навстречу — сенаторы и патриции в торжественных одеждах, празднично принаряженные горожане. Отдельными рядами выстроились женщины и дети. Чудом избежавший смерти император принимал поздравления благосклонно, но лицо его выражало глубочайшую скорбь; императору причинила страдание и смерть матери, и ее козни.

Первым делом цезарь направился на Капитолий, где в храме Юпитера принес благодарственную жертву за чудесное спасение. А ведь все, начиная с сенаторов и кончая последним поденщиком, знали, что приветствуют преступника, совершившего особенно гнусное преступление. Об этом, не скрываясь, говорили в народе и не боялись доносчиков, ибо никто не осмелился бы дать ход делу, которое грозило гибелью не только подсудимому, но и обвинителям, и самим судьям. Воздавая почести преступнику и принимая участие в массовом разыгрывании комедии, римляне тем самым расписывались как в своей беспредельной трусости, так и в собственной недальновидности. Впрочем, не они первые, не они последние. Сколько в истории человечества было случаев, когда и мелкие людишки, и крупные личности, и маленькие народности, и крупные нации возносили хвалу убийцам и умиленно целовали окровавленные лапы палачей!

Вся страна радостно принимала участие в многочисленных празднествах и увеселениях, устраиваемых, опять же, по случаю чудесного спасения обожаемого императора. Народ набросился на бесплатное угощение и вино, в толпу швыряли деньги, подарки и лотерейные билеты, знатные римляне выступали в играх в качестве возничих, атлетов, актеров.

И хотя Рим и Италия еще долгое время находились под впечатлением страшных событий той мартовской ночи (население провинций восприняло их с гораздо меньшим интересом, а многие и вовсе не знали о них), дела в империи шли своим чередом. Механизм государственной власти стал функционировать, пожалуй, еще более слаженно, ибо руководившие им Бурр и Сенека могли теперь действовать более спокойно и целесообразно, без оглядки на Агриппину и интриги ее сторонников.