Стягиваем с его ног сапоги и аккуратно снимаем штаны. Его трусы мокры от крови, которая продолжает струиться из раны. Разрезаем трусы ножницами. Келер не издает ни звука. Какую все-таки боль могут вытерпеть люди! Я ищу осколок в свете свечи. Нога повреждена чуть выше колена. Медленно вытаскиваем осколок из раны, накладываем шину и перевязываем ее. Осторожно натягиваем брюки. Сапоги влажные и теплые от крови. Выносим раненого на улицу. Черты его лица обострились, как у покойника. Он самый молодой из нас, но уже научился терпеть боль.

Лейтенант останавливает проходящий мимо танк, и мы погружаем Келера на броню. Ревет двигатель, и танк исчезает в ночи.

Артиллерийский огонь утих, но по-прежнему раздаются выстрелы из стрелкового оружия. Мы ждем вестового из батальона. Лейтенант нервно расхаживает туда-сюда. Он только что приехал оттуда. Русские продвигаются вдоль железнодорожной насыпи со стороны орденского замка. Перед командным пунктом стоит танк и стреляет по деревне. Это должно немного встряхнуть врага! Они идут через сады, прорываясь с боем. У нас только один раненый, Келер. Вторая наша потеря — Альфонс, он пропал без вести.

Медленно пропадают звезды, и ночь уступает место новому дню. Серые ночные тени все еще лежат на полях и деревьях.

Становится холодно. Обстановка сильно осложнилась, никто не знает, что в данный момент происходит. Танки, повозки и группы людей торопливо бегут по дороге.

Блачек возвращается из батальона с приказами. Мы должны возвратиться на сборный пункт. Мы — это все, что осталось от 150 человек. Полусонные, мы устало бредем по полю. Почва влажная, и идти тяжело, комья земли липнут к сапогам. Мы двигаемся в пелене тумана словно призраки. Утро холодное, вещмешки тяжелые, и мы не чувствуем рук и ног.

Рассредоточиваемся. Перед нами окопы, и мы занимаем новые позиции. Веертс сворачивает направо, сзади Поземба несет мешки с курами и гусями.

Устраиваемся на новых местах. Блиндажи маленькие, тесные. В двери проникает совсем немного света. Кладу вещи на койку и выхожу на воздух. Из окопов слышны голоса товарищей.

Туман рассеялся, и ясно стала видна деревня. Впереди тихо, неестественно тихо. На фронте тоже затишье, и солдаты без остановки идут по полям все дальше и дальше на запад. Фронт прорван, и армия стремительно отступает.

Приходит лейтенант.

— Немедленно марш отсюда!

Бегу в блиндаж и хватаю вещи. Остальные лихорадочно собираются снаружи. Уходим. Вливаемся в настоящее половодье беженцев, которое окружает нас со всех сторон, в том числе и идущего впереди лейтенанта. Смотрим ему в спину, ноги идут автоматически.

Над головами на бреющем полете ревут самолеты, скользя над верхушками деревьев и над полями. Глядим себе под ноги и молча идем, ожидая пулеметных очередей, грома артиллерийских орудий, смерти. К счастью, ничего ужасного пока не происходит. Над нашими головами пролетают беззаботно чирикающие птицы. В моей голове мелькает мысль: мы — разбитая армия.

Половодье беженцев и не думает уменьшаться. Все поля усеяны оружием и амуницией. Повсюду царит одна-единственная мысль: быстрее бежать с фронта в глубокий тыл. Дайте нам покончить с войной, положите конец убийствам!

Мы идем по полям, лугам и пустошам. Отчаянно болят ноги. На нашем пути — на лесной тропинке — заграждение. Мы с трудом перелезаем через колючую проволоку. Добираемся до фабрики по производству оружия «фау». Временно чувствуя себя в безопасности, мы шагаем с новыми силами.

В долине блестит водоем. За холмом — Фалькенхаген. Мы голодны, сильно устали и бредем, как призраки, по пустошам и песку.

Наконец мы в Фалькенхагене. Жители стоят перед домами, удивленно наблюдая за отступающими войсками. Повозки и танки гремят по асфальту узких улиц, мертвые тела в гражданской одежде лежат у въезда в деревню. У мертвой женщина нет головы, на месте шеи — сплошная кровавая рана.

Мы проходим по полям и лугам, мимо домов, стоящих возле обочины. Из тумана возникают деревни. Проходим мимо безмолвной стены леса. Людская масса упрямо движется на запад. Фронт развалился. Последний форпост пал под ударами Красной армии. Дорога на Берлин открыта.

Мы останавливаемся на привал в лесу. Падаем на землю, как тяжелые мешки с зерном. Чудовищная пустота и разочарование, огромное потрясение. Я хочу просто выжить, надеюсь, что война и убийства остались позади. Оружие и военное снаряжение кучами валяются на дороге. Вещмешки и каски выброшены за ненадобностью. Их можно подобрать, но нам хватает и своего барахла, которое мы продолжаем нести, несмотря на то что оно с каждым шагом кажется нам тяжелее прежнего.

Выходим из леса и натыкаемся на перекресток.[57]Поток беженцев со всех направлений стекается сюда и превращается в настоящее людское море. Слева за холмом — деревня под названием Аренсдорф. В соседних с нею полях рвутся снаряды. У нас нет ни минуты передышки. Неутомимо катят вперед тяжело груженные крестьянские подводы. Мы облепляем их, словно пчелы мед. Перед нами дорожная развилка. До Мюнхеберга 22 километра. Слева дорога, ведущая на Берлин.

Крестьяне стоят у заборов в садах по обе стороны дороги и с трагическим выражением на лице наблюдают за отступлением. Их жены со слезами на глазах раздают нам кофе, который мы жадно поглощаем. Мы продолжаем идти вперед, ни на минуту не останавливаясь на отдых. С каждым километром мы все больше удаляемся от ужаса и смерти. У нас сильно натерты ноги, и мы испытываем жуткую боль при каждом шаге. Лямки вещмешков сильно врезаются в плечи. От усталости мы едва стоим на ногах.

Восходит солнце, прогоняя туман с лугов. Мы останавливаемся у старой церкви в Хассенфельде. Полдень. Звонят колокола. По дороге все так же спешат беженцы, вперед катят телеги и машины. У Гейнца осталось немного шнапса во фляге. Мы втроем по очереди прикладываемся к ней, спиртное неприятно обжигает горло. Медленно идем дальше. Придорожный указатель показывает: до Литцена 16 километров.

Мимо нас проезжает трактор с дымящимся котлом на прицепе. От упоительного запаха горячей еды у нас текут слюнки. Поток беженцев на дороге немного рассосался, все разбрелись по проселочным дорогам. Нам надо где-нибудь остановиться на ночлег и поесть. Лучше всего для этой цели подойдет какое-нибудь крестьянское подворье, которого мы пока нигде не видим. Мы со Штрошном и Гейнцем несем оружие по очереди. Наконец мы приближаемся к пункту нашего назначения. Останавливаемся у высохших деревьев, я сажусь в подлеске на землю и вытягиваю ноги, которые, как мне кажется, горят от потертостей. Мне хочется остаться здесь навсегда и никогда больше не встать.

Унтер-офицер Веертс снова поднимает нас. Мы понятия не имеем, что ждет нас впереди. Осторожно подходим к крестьянскому подворью и останавливаемся возле сарая. Брошенные машины санитарно-дезинфекционного подразделения стоят на опушке леса. Садимся на землю и смотрим в небо.