class="p1">Пробормотав под нос, где он видел этот диван, Багиров отправился в душ. Я бы тоже сходила помыться, но как только, закутавшись в простыню, я попыталась встать, он вернулся с влажным полотенцем. Собрался мне поставить холодный компресс?

— Я сама, — смущаясь, когда он взглядом потребовал вернуться на диван.

С одной стороны, что он там не видел? Он даже был во мне. Но с другой стороны, все это происходило под опьяняющим воздействием страсти, а сейчас мне стыдно.

Забрав из его рук полотенце, я как можно тверже произнесла:

— Я схожу в душ.

Не для того, чтобы в одиночестве оплакать свою девственность, а просто подумать. Я не испытывала сожалений, все получилось так, как получилось. Когда-то я мечтала, чтобы это был Север. Вот Вселенная меня и услышала. Просто в следующий раз нужно посылать более четкий посыл Вселенной. Помимо того, что он должен был сделать меня женщиной, неплохо было бы получить помимо боли еще и удовольствие…

Посверлив меня несколько секунд задумчивым взглядом, Мирон произнес:

— Вымою хорошо ванну и наберу тебе теплой воды.

— У тебя никогда не было девственниц? — спросила я, когда он вернулся и сообщил, что вода набирается.

— У меня никогда не было такой девушки, как ты, — опускаясь на пол возле моих ног. Согнув одно колено, положил на него вытянутую руку. Что бы могло значить его признание? Радоваться или огорчаться? — Меньше всего я хотел причинить тебе боль и испортить первое впечатление от секса, — просто констатируя факт, в его голосе появились знакомые решительные и холодные нотки. Прислушиваясь к себе, я радовалась, что там у меня уже не так саднило, но жжение пока сохранялось. — Мы исправим, когда у тебя там все заживет, — без капли сомнений в голосе. — Даю слово, что второй раз ты будешь кричать от удовольствия, а не от боли, — от уверенности в его голосе меня тянет улыбнуться, но я сухим тоном произношу:

— Не думаю, что я еще когда-нибудь решусь повторить, — пусть помучается.

— Посмотрим, — никак не выражая эмоций. Повисает пауза в разговоре, я хочу нарушить тишину, озвучиваю мысль, которая все это время крутится в голове.

— Никогда не видела, чтобы ты раньше терял контроль…

Обрываю предложение, потому что понимаю, что проговорилась. Он оборачивается, подозрительно смотрит.

— Расскажешь, как давно мы с тобой знакомы? — сузив глаза.

«Наверное, с моего рождения»… Но если я признаюсь, ты больше никогда ко мне не прикоснешься…

Глава 30

Аврора

От необходимости отвечать меня спасает гудок телефона. Только один человек может звонить — Тарик. Сердце замирает от страха: вдруг что-то случилось с братом? Становится стыдно за свое поведение, за несдержанное желание…

Забывая обо всем на свете, несусь к мобильнику.

— Да? — выдыхаю едва слышно.

— Аврора? — голос друга доносится из динамика, он мне показался напряженным.

— Тарик, я тебя слушаю, — страх сковывает горло спазмом, поэтому голос звучит непривычно хрипло и рвано. Подтянув к груди простыню, фиксирую края под мышкой, чтобы не сползали.

— У тебя все в порядке? — недовольно, с нотками раздражения.

«Вот только не надо изображать заботу! — так и вертится на языке. — Поздно ревновать! Все, что могло случиться, уже случилось!»

— Все в порядке, — выдаю совсем не то, что думаю.

На самом деле у меня куча проблем: первый неудачный сексуальный опыт, добавим к нему мою болтливость и подозрительность Севера. До сих пор ощущаю на себе его подозрительный взгляд, он словно сверлит мой мозг, пытаясь найти там ответы. Такими темпами через несколько дней он будет знать, что я Каручаева, а значит, дочь недруга.

— Тарик, как там Юра? — задав вопрос, я замечаю, как отворачивается Север, больше не смотрит на меня.

— Без изменений, стабильно тяжелый, — произносит друг. Его голос периодически пропадает, приходится додумывать обрывки фраз. Связь плохая, как и говорил Север.

Новость меня не удивила и не расстроила, я знала, что никаких быстрых изменений не будет. Сейчас нужно молиться, чтобы его состояние резко не ухудшилось.

— Чем ты занимаешься? — допытывается Тарик, слишком громко дыша в трубку.

— Ты видел, в каком состоянии дом? Чем я могу здесь заниматься? — лучшая защита — нападение. Мне только ревности не хватало. Кто ему виноват, что он оставил меня наедине с мужчиной, перед которым сложно устоять? А от его поцелуев бессовестно теряешь голову и забываешь обо всем?

— Прости, некогда было подготовить дом, мы неожиданно свалились на голову Иссама, — оправдывается Тарик. Чувствую, что ему неудобно за поведение дяди, но он не может этот открыто признать.

— Ничего страшного, — отвечаю на автомате, появляется непреодолимое желание сбросить звонок. Я уже выяснила, что хотела, все остальное — бессмысленный разговор. Да и слабый сигнал связи напрягает, приходится напрягаться, чтобы связать обрывки фраз в логическую цепочку.

— Как только мне станет лучше, а врач позволит вставать, я перееду к вам, — раздается твердый голос Тарика, сейчас все было четко слышно, но смысл слов теряется, потому что я наблюдаю за Севером. Поднявшись с пола, он идет в ванную комнату. Залипаю на его накачанной красивой спине. Широкие плечи, загорелая кожа, узкая талия…

Фоном звучит голос Тарика, а я не слышу слов. Прекращается шум воды, значит, ванна уже наполнилась.

— Тарик… Тарик… — собираюсь бессовестно оборвать разговор. Но методичное жужжание в трубке меня сильно напрягает. — Тарик, перезвони позже, тебя не слышно…

— Ванна готова, — мне кажется, в его глазах я вижу усмешку. Север понял, что я наглым образом оборвала разговор с Тариком.

— Иду, — приподнимая края простыни, чтобы на нее не наступить и не остаться в чем мать родила, топаю сначала к рюкзаку. Нужно не забыть сжечь платье, которое разорвал Север. Ни к чему лишние вопросы, если его кто-нибудь обнаружит.

Выбираю такое же платье, как было на мне, и комплект хлопкового белья. Комплект новый, запакованный, на нем даже бирки сохранились. Север все это время стоит в центре комнаты и наблюдает за моими действиями. Когда я, прихватив вещи, прохожу мимо него, он хватает меня за локоть.

— Аврора, болит там? — в его взгляде читаю раскаяние. Мне хочется его успокоить, прижаться к губам…

Север тоже смотрит на мои губы. Тело охватывает знакомое томление…

Торможу свои мысли и порывы. Сейчас они неуместны. Прислушиваясь к себе, я мотаю головой.

— Жжет, но уже не так сильно, как вначале, — ничего не сказав, он отпускает мою руку, молчаливо позволяя заняться своими делами.

В ванной я сижу до тех пор, пока вода полностью не остывает. В такую жару нет ничего лучше прохладного душа, но теплая вода помогла расслабить мышцы, сняла