Надежда зарделась от удовольствия. Петюнчика она оченьуважала за ум и хороший характер, так что его похвала была приятна.

— Я говорю, что я работаю, да еще книгу пишу, он тогдатоже вот как ты — дескать, ни строчки еще не написала, а раздулась уже вся!

В смысле от гордости, — пояснила Алка, заметив, чтоподруга окинула критическим взором ее монументальную фигуру. — Да еще прокабачки эти треклятые ввернул! — возмущалась Алка. — Я, конечно,ответила, тут и началось.

И дом я совершенно забросила со своей работой, и емувнимания не уделяю. У парней своя жизнь, им не до нас. Раньше, говорит, хотьГаврик был, все-таки домой придешь, кто-то радуется, а теперь и его нет.

Гаврик был немецкой овчаркой, которую бандиты похитили иубили два года назад, когда с Петюнчиком произошла криминальная история,которая, благодаря Надежде, закончилась хорошо, но только не для Гаврика <См.роман Н.Александровой «Две дамы с попугаем»>.

— Давай, говорит, хоть собаку заведем, —продолжала Алка, — кошки ему, видишь ли, мало! Да попугай еще есть… Вобщем, я не позволила — некогда со щенком возиться.

— Собаку, говоришь, — протянула Надежда,соображая, что у нее появилась возможность сделать приятное Петюнчику и заодномалость приструнить Алку, — ну-ну… В общем, скажи этой Ларисе Павловне,что я книгу пишу, тебя, в конце концов, это совершенно ни к чему не обяжет.Потому что больше уж я не знаю, что и придумать.

— Да уж, правду ей не скажешь, — издеваласьАлка, — кто ты есть? Детектив-любитель.

Расследуешь криминальные истории просто из любви кискусству. Не надо тебе ни денег ни славы…

— Что в этом плохого? — холодно спросила Надежда.

— Непонятно только, во имя чего ты стараешься.

Надежда прекрасно знала, что если честно, то старается онаво имя собственного любопытства, которое не дает ей спокойно жить.

Но Алке она ни за что в этом не признается.

— Тебе знакомо такое понятие, как торжествосправедливости? — поинтересовалась она.

— Что? — Алка захохотала. — Торжествосправедливости? Ты серьезно? Ты влезаешь в чужие дела во имя торжествасправедливости?

— Не понимаю, отчего ты так веселишься, — хладнокровноответила Надежда. — Ты — учитель русского языка и литературы, тебе подолжности и по призванию положено вкладывать в детские головы разумное, доброе,вечное.

И внушать им веру в светлые идеалы, которой буквальнопропитана вся классическая литература девятнадцатого века. Отчего же ты неверишь, что справедливость должна восторжествовать?

Удар был нанесен мастерски. Алка страшно гордилась своейпрофессией, она считала, да и другие это признавали, что учитель она хороший. Иполучалось, что раз она смеется над Надеждой, то и сама не верит в то, чемуучит детей. Стало быть, она лицемерка и плохой педагог.

Надежда еще раз взглянула на подругу и поняла, что она всеправильно рассчитала. Той нечего было сказать, а это дорого стоит, посколькуАлла Владимировна Тимофеева относилась к разряду тех людей, которым всегда естьчто сказать, и рот заткнуть им очень непросто.

— Звони! — приказала Надежда. — Звони этойЛарисе Павловне, звони ей прямо сейчас.

Алка надулась, но взяла трубку.

Надежда Николаевна подошла к подъезду девятиэтажного«сталинского» дома и с сожалением увидела на двери домофон.

Конечно, так или иначе ей придется объяснять свой визитЛарисе Павловне, но одно дело — разговаривать на пороге квартиры, видя лицособеседника, и совсем другое — импровизировать на улице, перед подъездом…Впрочем, можно просто сослаться на Алку, а там уж разбираться.

Ее размышления были прерваны на этой минорной ноте. Дверьподъезда открылась, и на улицу вышел высокий, хорошо одетый мужчина средних летс подстриженными ежиком седоватыми волосами того цвета, который называют «перецс солью». Мужчина вежливо придержал перед Надеждой дверь, тем самым разрешив еемаленькую проблему.

Надежда поблагодарила мужчину и вошла в подъезд.

Здесь ее ожидал еще один неприятный сюрприз: лифт,расположенный в открытой, забранной решеткой шахте, не работал, кнопка вызовагорела немигающим рубиновым глазом.

Надежда Николаевна подумала, что в жизни строго соблюдаетсябаланс положительных и отрицательных эмоций, то есть на каждый плюс обязательнотут же находится минус, как на шкуре зебры за черной полоской неизбежно следуетбелая, если, конечно, эта зебра — не альбинос. Она вздохнула и пошла вверх полестнице.

Лариса Павловна жила на самом верхнем, девятом, этаже, такчто Надежда дважды останавливалась передохнуть. По дороге она поневолеознакомилась с надписями на стенах, из которых узнала, что Светка дура, Ромка —козел, а характеристика какого-то Сусика была вовсе непечатной. Кроме того, онапрочла записку, приколотую к стене ржавой кнопкой, в которой, по-видимомуместная дворничиха, сурово предупреждала жильцов: «На деснице мусор ни кидать,а то уберать не буду».

Наконец Надежда остановилась перед обитой вагонкой дверью снужным ей номером семьдесят два.

Она нажала на кнопку звонка, и за дверью тотчас же раздалсязаливистый лай, как будто Надежда включила его нажатием кнопки.

Вслед за лаем послышался звонкий женский голос:

— Иду, иду! Бакси, Макси, замолчите!

Звякнули замки, и Надежда Николаевна увидела чрезвычайноуютную женщину раннего пенсионного возраста с аккуратно завитыми иподкрашенными волосами, в розовом, отделанном кружевами переднике поверх такогоже розового, отделанного кружевами халата. Впрочем, Надежда не успела ее какследует рассмотреть, потому что неожиданно подверглась нападению.

Напали на нее две дружные таксы.

С жизнерадостным лаем они подскочили к Надежде Николаевне сдвух сторон и принялись штурмовать ее, как дружная команда альпинистов штурмуетЭверест или какую-нибудь менее известную горную вершину. Поскольку учетвероногих «альпинистов» были коротенькие кривые лапы, восхождение былонеудачным, но очень шумным.

— Бакси, Макси, прекратите немедленно! —прикрикнула на собак хозяйка.

Таксы покосились на нее с неудовольствием, однако отступилина заранее подготовленную позицию — на порог кухни.

Надежда Николаевна отметила про себя, что ее кот Бейсикникогда не ведет себя так невоспитанно с малознакомыми людьми и что кошки —вообще гораздо более достойные животные, чем собаки.

— Извините, — проговорила хозяйка,улыбаясь, — они у меня такие общительные! Иногда даже чересчур…

— Вам звонила Алла Владимировна Тимофеева, —поспешила объяснить гостья, — меня зовут Надежда Николаевна…

— Да-да, конечно! — Хозяйка заулыбалась ещешире. — Алла Владимировна — такая милая женщина! Как у нее дела?