– Недавний или более ранний? – спросил я.

– Давнишний, сэр. Это было два года назад.

– Не такой уж давнишний. Пожалуйста, продолжайте.

– Ничего я вам не буду рассказывать!

Нет, читатель, таких слов от кадета Лугборо мы с капитаном не услышали. Кадет Лугборо ответил по-другому:

– Дело было в один из майских вечеров.

– Вы имеете в виду май тысяча восемьсот двадцать восьмого года?

Да, сэр. Я запомнил этот вечер, потому что накануне получил письмо от своей сестры. Она сообщала о предстоящей свадьбе с Габриелем Гилдом. Ответ я собирался отправить на адрес моего дяди в Довере[38]. Я знал, что сестра будет там через неделю после свадьбы, то есть в первую неделю июня.

Я понял, что По сказал правду. Нужно было срочно обуздать этот поток красноречия и направить в нужное мне русло.

– Благодарю за подробности, кадет Лугборо. А теперь давайте все-таки вернемся к тому случаю. Можете ли вы мне вкратце рассказать: что случилось в упомянутый вечер?

Лугборо вновь наморщил лоб и изогнул брови.

– Лерой отправился в самовольную отлучку.

– Куда?

– Этого он мне не сказал, сэр. Только попросил меня сделать все возможное, чтобы его не хватились.

– А вернулся он, надо полагать, лишь под утро?

– Да, сэр. Но на утренней поверке его все равно хватились и записали в отсутствующие.

– Фрай так и не рассказал вам, где он был? – спросил я.

– Нет, сэр. – Лугборо оглянулся на Хичкока. – Но мне показалось, что он вернулся каким-то… взволнованным… Нет, сэр, правильнее сказать – немного подавленным.

– Подавленным?

– Да, сэр. Я изучил его характер и знал: если он с первого раза отказывается о чем-то говорить, то потом непременно расскажет. Но про ту ночь он вообще не заикался. Я особо и не приставал к нему. Меня удивило другое: Лерой старался даже не глядеть на меня. Вот это меня по-настоящему насторожило, сэр. Я начал его выспрашивать, не обидел ли я его чем-нибудь. Он долго отнекивался, потом сказал, что я тут ни при чем. Поскольку мы были с ним близкими друзьями, я спросил у него имя обидчика.

– Но он вам его не назвал.

– Нет, сэр. Все мои расспросы натыкались на глухую стену. Но как-то ночью… стоял уже июль… Лерой немного приоткрылся. Он сказал мне, что связался с дурной компанией.

Краешком глаза я заметил, как Хичкок слегка подался вперед.

– Дурной компанией? – повторил я. – Он так и сказал?

– Да, сэр.

– А о том, что это за компания, он вам не говорил?

– Нет, сэр. Разумеется, я сказал ему: если те люди имеют преступные намерения или затевают что-то противозаконное, он обязан об этом сообщить.

Кадет Лугборо улыбнулся и взглянул на Хичкока, ожидая жеста одобрения. Напрасно. Капитан сидел не шевелясь.

– А кого Фрай имел в виду под словом «компания»? – спросил я Лугборо. – Других кадетов?

– Не знаю, сэр. Мне кажется, он говорил о кадетах. Сомневаюсь, чтобы это были люди из Баттермилк-Фолс. Скорее всего, кадеты, если только Лерой не связался с бомбардирами, сэр.

За время моего недолгого пребывания в Вест-Пойнте я успел узнать, что «бомбардирами» именовали солдат и офицеров артиллерийского полка, находящегося на территории академии. Кадеты взирали на артиллеристов так, как миловидная дочка фермера взирает на старого мула: хоть и страшилище, но в хозяйстве необходим. Что касается артиллеристов – те считали кадетов неженками, играющими в солдатики.

– Итак, кадет Лугборо, как я понял, ваш друг, невзирая на все ваши усилия, больше ничего вам не рассказал. И со временем ваши пути разошлись.

– Да, сэр. Думаю, так оно и было. Лерой заметно переменился. Он забивался в комнату и сидел не вставая. Даже пойти искупаться отказывался. Никаких игр на воздухе. Говорю вам, сэр: он вел себя как настоящий затворник. А потом записался в молитвенную команду.

Руки Хичкока сами собой заскользили в разные стороны.

– Любопытно, – сказал я Лугборо. – Получается, Лерой Фрай нашел новый смысл в религии?

– Не знаю, сэр… Не решусь утверждать. Вряд ли его надолго хватило. Лерой всегда с неохотой ходил на богослужения. Возможно, он искал себе новое окружение, а я остался в старом. Так мы с ним и разошлись, сэр.

– А его новое окружение? Вам известны какие-либо имена?

Лугборо назвал нам пять имен. Все кадеты были из числа тех, кого я недавно опросил, однако Лугборо, словно заводная птичка, снова и снова повторял эти имена, топя их в потоке болтовни. Хичкок не выдержал.

– А почему вы раньше не пришли и не сообщили о странном поведении вашего товарища?

Вопрос застиг Лугборо на середине фразы.

– Понимаете, сэр… я не считал… вскоре нас все равно разъединили… И потом, это было давно.

Представляю, каково было Хичкоку выслушивать такое блеяние! Я решил немного помочь смущенному кадету.

– Мы вам очень признательны за рассказ, кадет Лугборо, – сказал я. – Ваш бывший друг мертв, а потому, рассказав об этом, вы ничем не нарушили неписаный кадетский кодекс чести. Если сумеете вспомнить что-нибудь еще, мы с готовностью вас выслушаем.

Кадет Лугборо кивнул мне, отсалютовал Хичкоку и направился к двери. Там он остановился.

– Хотите что-то добавить? – спросил Хичкок.

Мне вдруг показалось, будто время повернулось вспять и Лугборо только что вошел сюда.

– Сэр, – промямлил он, обращаясь к Хичкоку, – есть один вопрос, который сильно заботит меня, наполняя все мои мысли. Вопрос этического порядка.

– Говорите, – с некоторым раздражением сказал капитан.

– Если некто знает, что его друг чем-то угнетен, а потом этот друг идет и совершает что-то… недопустимое…

– Дальше! – почти рявкнул Хичкок.

– В этом и состоит дилемма, не дающая мне покоя… Должен ли этот некто сознавать и свою ответственность за случившееся? Допустим, если бы он был более чутким и внимательным, тогда с его другом не случилось бы беды и все обстояло бы намного лучше.

Хичкок ущипнул себя за ухо.

– Я думаю, кадет Лугборо, что ваш гипотетический некто не должен испытывать угрызений совести. Он сделал все, что смог. А у его друга была и своя голова на плечах.

– Благодарю вас, сэр.

– У вас все, кадет Лугборо?

– Да, сэр.

Толстяк уже взялся за дверную ручку, но тут его настиг металлический голос Хичкока.