В следующий раз выполнять обязанности родителей на родительское собрание пришла Кунико. Это мне понравилось гораздо больше.

Мне вообще нравилось ходить в школу. Я любила учиться, но была болезненно застенчива, замкнута и всегда держала свои чувства в себе. Учителя пытались поиграть со мной, разговорить. Даже директор школы пробовал уговорить меня стать более открытой, но им не очень-то это удавалось.

Мне нравилась одна девочка. Ее звали Хикари, или Солнечный Луч. Она необычно выглядела. Хикари была золотоволосой блондинкой. Я считала, что она очень симпатичная.

У Хикари, как и у меня, совсем не было друзей. Как-то проявив инициативу, я первая подошла к ней, и мы стали играть вместе. Мы проводили время, шепчась и хихикая под деревом на игровой площадке. Я отдала бы все за то, чтобы у меня были такие же волосы, как у нее.

Обыкновенно я выбегала из школы, как только звонил звонок, торопясь на уроки танцев. Убирала свою парту и бежала домой. Но однажды учительница танцев была чем-то занята и у меня оказался выходной.

В тот свободный день Хикари-тян пригласила меня к себе в гости после школы. Я намеревалась идти прямо домой, но все-таки решила сходить к подруге.

Забирать меня из школы пришла Каатян. Она была странной женщиной, которая вполне могла украсть вещь.

«Черт, – подумала я, – кажется, мне придется довериться ей».

– Каатян, мне нужно кое-что сделать. Пожалуйста, пойди выпей чашку чая или кофе, и встретимся через час Обещай мне, что ничего не скажешь тетушке Оима. Поняла?

Хикари-тян жила вместе с мамой в маленьком домике, окруженном соседями. «Какое ужасное расположение, – помню, подумала я, – когда все и вся находятся так близко». Мама Хикари была очень приветливой и ласковой. Она накормила нас бутербродами. Обычно я их не ела. Мои старшие братья и сестры всегда боролись, чтобы получить их во что бы то ни стало, так что мне никогда ничего не доставалось и я не привыкла к ним. В этом случае я сделала исключение.

Время бежало быстро, и вскоре я покинула домик Хикари-тян.

Я вернулась к Каатян, и она повела меня домой. Когда мы пришли, стало ясно, что новости о том, где я была, опередили нас.

Тетушка Оима впервые строго ругала меня:

– Я запрещаю тебе ходить туда еще, – кричала она, – ты понимаешь меня, дорогая? Никогда! Больше никогда!

У меня не было привычки спорить с ней, но я была растеряна, столкнувшись с ее гневом, и попыталась объясниться. Я рассказала ей все о Хикари-тян, о том, какая хорошая у нее мама, и как они живут рядом со всеми хорошими людьми, и как хорошо я провела время. Но она совершенно отказывалась слушать. Это было мое первое столкновение с предрассудками, и, по правде говоря, я так ничего и не поняла.

В Японии существует каста людей, их называют «буракумины». Они считаются грязными и оскверненными, подобно неприкасаемым в Индии. В древние времена эти люди заботились о мертвых и занимались «загрязненными» субстанциями, такими как мясо и кожа. Они были сапожниками или мясниками. В наше время буракуминов уже не дискриминируют, как раньше, но в то время, когда я росла, они жили в специальном районе, это что-то вроде гетто.

Я невольно перешагнула черту. Дело было не только в том, что Хикари-тян оказалась неприкасаемой, она была еще и наполовину европейкой. Хикари-тян являлась внебрачной дочерью американского солдата. Это было слишком для тетушки Оима, которая боялась, что теперь на моей репутации появится несмываемое пятно. Сохранять мою репутацию незапятнанной было одной из важнейших ее обязанностей. Однако истерику вызвало «нарушение», которое я допустила совершенно случайно. Я была разбита, огорчена и выплеснула свою злость на бедную Каатян. Я долго не разговаривала с ней и всячески портила ей жизнь. Потом мне стало жаль ее. Каатян выросла в бедной семье, у нее было много братьев и сестер. Иногда я ловила ее на том, что она потихоньку брала различные мелкие вещи из дома, чтобы отослать им. Вместо того чтобы снова заговорить с ней, я подарила ей несколько небольших подарков, чтобы у бедняги не было необходимости красть.

Вскоре после инцидента Хикари-тян и ее мать куда-то переехали. Я часто думала о том, как сложилась их судьба.

Однако моя жизнь была слишком напряженной, чтобы долго задумываться над чем-то подобным. Когда мне исполнилось семь, я осознала, что я – «очень занятый человек». Мне всегда нужно было куда-то идти, что-то делать, с кем-то встречаться. Я чувствовала, что мне надо закончить свои дела как можно раньше и приступить к тренировкам, чтобы достичь совершенства. Это было вечное мое стремление.

Казалось, я не ходила, а только бегала. Мой самый длительный дневной пробег был из школы на уроки танцев. Я выходила из школы в полтретьего. Танцы начинались в три часа, а я хотела там быть первой, если возможно. Для этого я должна была войти в зал без пятнадцати три. Так что я бежала в окия, а Кунико уже держала наготове мое облачение и переодевала меня из западной одежды в кимоно. После чего я вылетала в дверь. Сестра, держа мою сумку, семенила за мной.

В то время я была очень привязана к Кунико и чувствовала себя ответственной за нее, в той же степени, что и она за меня. Я ненавидела, когда люди относились к ней как к человеку второго сорта. Ее худшей обидчицей была Яэко. Она называла ее обидными кличками, как, например, «тыквенное лицо» и «горная обезьяна». Это приводило меня в бешенство, но я не знала, что можно придумать, чтобы заткнуть ей рот.

В обязанности Кунико входило водить меня на танцы и приводить домой. Она никогда не пропускала ни одного дня, вне зависимости от того, насколько была занята в окия. Я придумала целый набор дневных ритуалов, которые приводила в действие по дороге в танцевальную школу. Кунико покорно все исполняла. По дороге на урок мне необходимо было сделать три вещи.

Во-первых, мне надо было взять кусочек пирога с патокой для мамы Сакагучи (я выдумала это сама и привела идею в действие). Взамен пирожка она давала мне какое-нибудь другое лакомство. Я убирала его в сумку, оставляя «на потом».

Во-вторых, мне надо было остановиться возле святыни и помолиться.

В-третьих, я должна была побежать и погладить Дракона, большую белую собаку, жившую в цветочном магазине.

После всего этого я могла бежать на урок.

Кунико всегда ждала меня, чтобы отвести домой, и мне всегда очень нравилось возвращаться с ней.

Сначала мы шли в цветочный магазин, и я скармливала лакомство, данное мне мамой Сакагучи, Дракону. Потом я оглядывалась вокруг. Я любила цветы, потому что они напоминали мне маму. Девушка-продавщица позволяла мне взять один цветок за то, что я приносила лакомство собаке. Я благодарила ее и дарила цветок владелице продуктового магазина. Взамен она отрезала мне два кусочка дайшимаки, сладкого омлета с желе, чтобы я отнесла домой.

Дайшимаки было любимым лакомством тетушки Оима. Когда я гордо приносила ей пакетик, она всегда ласково улыбалась и делала вид, что удивлена. Каждый день. А потом она пела. Эту песню она всегда напевала, когда была довольна. Это был известный мотив: су-ису-ису-дара-дат-та-сура-сура-суй-суй-суй. Специально, чтобы запутать меня, она начинала местами фальшивить, а мне нужно было ее исправлять, прежде чем она съест дайшимаки. Потом я садилась рядом с ней и рассказывала обо всем, что произошло со мной за день.