— Ты понимаешь, что это — насилие?

— А что ты делала в офисе? Ты это как называешь?

Девушка ухмыльнулась. Все-таки этот Оборотень не просто солдат. Где-то он успел нахвататься навыков в казуистике. Чего она не могла и не хотела отрицать хотя бы сама перед собой, так это того, что ей с ним было интересно. Забавно.

— Я это называю кокетством и заигрыванием, — без тени улыбки сообщила она.

— Собственно поцелуй твой, навязанный мне насильно, — это насилие, как ты сама ни воображай, — поучительно отозвался он. — Ну а кокетство и заигрывание — это тем более не что иное, как тактика для заманивания жертвы в сети. Ты хотела сделать меня своим, но претендовала на то, чтобы я этого захотел будто бы сам и сам бы сделал. Манипулированием это называется, милая Лена. А оно тоже есть насилие. А теперь, когда я делаю именно то, на что ты меня всеми своими ужимками и действиями подталкивала, ты откатила назад. Почему? Потому что ты хотела, чтобы я унижался перед тобой, умаляя, сгорая от распаленного тобой во мне желания! Мое же поведение не совпадает с выдуманной тобой картинкой. Это несовпадение повергло тебя в панику. Люди всегда боятся, когда не узнают. Когда реальность не совпадает с их снами, фантазиями.

— Ты, похоже, не совсем дурак. Где-то успел подучиться шарить в психологии.

— Жизнь научила. Заставила. Поводов было много, чтобы думать. Ради выживания.

— Бедняжка, — язвительно улыбнулась она, вовсе не желая входить в его положение. — Да, ты не дурак, но мужлан, это точно. Солдафон. И далеко не все ты понимаешь. Можно даже сказать, что ты и есть дурак, потому что…

— Да ладно. Успокойся. Расслабься. Я прекрасно понимаю, что ты развлекалась и не подумала, не додумалась подумать, что я могу воспринять все буквально. Ну так знай, что люди бывают разные. Некоторые не стесняются, не прячут свои желания, так что не следует их нагло распалять и провоцировать… развлекаясь! И радуйся, что это я, а не какой-нибудь до тошноты голодный бычара.

У Лены перед глазами ярко нарисовался образ верзилы, исписанного уже не читаемыми синими татуировками. Как бык на красную тряпку, он идет на нее, широко расставив руки. Ее передернуло.

— Глупости! — тут же справилась с видением и отогнала неприятные мысли девушка. — Яс таким бы не стала заигрывать. А ты, стало быть, не голодный, да?

Оборотень молчал. Он снова сполз в кресле, положил голову на спинку и закрыл глаза.

— Эй, солдат! Не спать! Ты кое-что должен, между прочим.

— Рассказать, почему я тут?

— Да.

— Первое, — начал он, не открывая глаза, — потому что ты сама нарвалась. Попросилась ко мне в компанию.

— Ну, мы это только что обсудили…

— Вот видишь, я уже выполнил одно свое обещание. Ты даже не заметила, как это случилось. Больно же не было? Ну, может, возбудилась немножко, но это же хорошо. Так что не бойся меня.

— О’кей. Вторая? — Лена сама с удивлением отметила, что уже, кажется, научилась не реагировать болезненно на выходки Оборотня.

— Я хочу тебя.

Лена удовлетворенно приподняла одну бровь, но ни звуком не выдала то, что ей приятно это слышать.

— Изнасиловать, — добавил парень.

Вторая бровь, взлетев, присоединилась к первой, отразив глубокое изумление хозяйки.

— Ты хочешь меня что? — медленно уточнила она.

— Изнасиловать, — не открывая глаз, даже не шевельнувшись, ровным голосом подтвердил Оборотень.

— Ты это так говоришь, будто это то же самое, что «я хочу пить».

— В моих желаниях это равноценно.

— То есть?

— Ну а ты о чем размечталась?

Оборотень снова взбодрился, выпрямился, но лицом к Лене так и не повернулся. Он все время разговаривал с ней, но ее реакциями как будто не интересовался. Он смотрел в окно прямо перед собой и рассуждал:

— Ты думаешь, что изнасиловать — это только наброситься против желания жертвы где-то в темном углу улицы или какого-то офиса, порвать одежду, избить, чтобы уже не рыпалась, и потом засунуть свой член в обмякшую тушку, как в резиновую куклу?

— Ты так делал?

— Я хочу совершенно обратного, — проигнорировал он ее вопрос. — Я хочу, чтобы ты билась в экстазе. Снова и снова. До полного истощения. Пока в твоем теле есть хоть какие-то силы чувствовать наслаждение и боль и переживать эмоции.

— Блин! — Лене показалось, что она заметно краснеет от нахлынувшей горячей волны возбуждения.

— Что?

— Да нет. Наверное, ничего. Ты хочешь сказать, что ты все время об этом мечтаешь? Представляешь меня такой вот… возбужденной?

Ей было трудно говорить. Ей было немного стыдно говорить об этом с незнакомым — кстати, она же его действительно совсем не знает! С каждым словом ощущение интимного трепета все больше кружило ей голову, становилось трудно справляться с движением в потоке равнодушных машин.

— Давай не будем. Мне не нравится этот разговор, — проговорила она.

— Ты сама нарвалась.

— Я не знала.

— Незнание не спасает от ответственности.

— Хорошо. Согласна. Проехали.

— Как хочешь. Но, раз ты успела высказать интерес, чтобы тебя не разочаровывать, я закончу с ответом. Я не думаю все время о тебе, изможденной сексом и до головокружения довольной своими эмоциями. Это твое будущее, это сделаю я, и я сейчас послушно, как самурай, иду выполнять свою задачу. Я не привык откладывать в долгий ящик то, что могу сделать прямо сейчас.

— Блин! — снова возмутилась Лена.

— Что опять?

— Ты говоришь обо мне как о предмете! Как будто я тебя не слышу. Ты говоришь так, будто… Будто тебе все равно, нравится мне это все или нет, хочу я этого или нет! Как ты можешь думать о моем удовлетворении, когда тебе вообще наплевать, как я к этому отношусь? А?!

— Успокойся. Я же спокоен. Я же знаю, что в этом твоем будущем ты довольна. Так? Вот я это и сделаю. Не попытаюсь, а сделаю. Это мое предназначение на текущую ночь.

— Да с чего ты взял?

— Просто знаю. Я же оборотень. Я не простой ковырялка.

— Ты уже — ты слышишь меня? — ты уже все сделал так, что я настроена категорически против тебя. У тебя нет шансов увидеть меня, во-первых, удовлетворенной, во-вторых, вообще увидеть меня в сексе. С тобой!

Оборотень молчал, но Лена уже знала, что это не может быть знаком того, что он хоть как-то засомневался в своей правоте.

— И почему ты так уверен, что мне вообще может с тобой понравиться?! Я люблю нежных и отзывчивых мужчин, тех, кто делает приятно мне, а не удовлетворяет свое самолюбие, воображая, что знает, чего я хочу, и претендует на то, что дает именно то, чего якобы я хочу! Впрочем, разве ты можешь понять такие тонкие нюансы в отношениях?!