По выполненным чертежам опытное производство института изготавливало блоки. Само производство имело несколько цехов и размещалось в отдельном корпусе. Руководил производством сначала Куперман, а затем П. П. Нечаев. Наиболее сложные с точки зрения изготовления узлы передавались в экспериментальный цех (Б. С. Хайкин, В. Гинч). Организация довольно мощного и, главное, мобильного опытного производства была, безусловно, заслугой главного инженера А. М. Кугушева, который действовал под пристальным вниманием А. И. Берга.

Изготовленные блоки настраивались в лаборатории-разработчике и после корректировки документации передавались в испытательную лабораторию (Г. Г. Каспаров). Период испытаний разработанной аппаратуры – один из самых напряжённых. Бывало, что команда испытателей сутками не выходила за пределы испытательной площадки.

Мы в те годы были первыми, кто столкнулся с необходимостью испытывать аппаратуру в лабораторных условиях. Ранее разработки устанавливались непосредственно на объекте, а их оценка производилась по результатам эксплуатации самого объекта. Когда появилось и было завезено в институт стендовое оборудование, проведение лабораторных испытаний стало частью производственного процесса. Особенно неожиданными были на первых порах механические испытания. Однажды наш стенд оказался рядом со стендом, за которым работала группа, испытывавшая блок станции «Альфа». На наших глазах при включении стенда блок пошёл в разнос, что казалось подобно малому землетрясению. По лаборатории стали летать отвалившиеся детали и даже целые узлы. Спустя некоторое время я встретил главного конструктора станции Т. Р. Брахмана, который объяснил случившееся тем, что конструкторы исходили из ошибочного представления о многоступенчатой амортизации. Подвесив не только блок, но и входящие узлы на амортизаторы, они превратили блок в систему со многими степенями свободы, теоретически неустойчивую при определённой частоте воздействия.

По результатам механических и климатических испытаний блок дорабатывался и вновь проверялся. Испытанные блоки составили основу первого производственного варианта станции «Лес», предъявленного заказчику на стадии эскизного проектирования. Станция размещалась на шасси автомобиля ГАЗ-63. Антенна станции ещё была далека от совершенства, но и в таком виде станция стала объектом многочисленных экспериментов, проводимых летом и осенью 1951 г. Натурные испытания проводились в центральной части страны, где фиксировались наиболее подходящие позиции с точки зрения локации движущихся объектов. Руководил испытаниями Г. Я. Гуськов, при настроечных работах ему обычно ассистировал П. П. Михайлов, но и я, присутствуя на этих экспериментах, постепенно вовлекался в решение комплексных вопросов. Заказчики Маслаков и Игнатов по результатам этих первых испытаний делали замечания, из которых главным был недостаток энергетического потенциала станции. Эскизный проект был принят в том же 1951 г.

Доработка станции велась на этапе технического проектирования в 1952 г. Параметры блоков уточнялись, предлагались улучшенные варианты построения схем, корректировалась техническая документация. Техпроект был принят в конце 1952 г. Гуськов, почувствовав необходимость более углублённого изучения возникающих проблем, стал всё чаще интересоваться вопросами теории. Читал литературу, проводил расчёты, привлёк меня к обоснованию основных характеристик, определяющих функционирование станции. Взял в штат лаборатории двух студентов МФТИ, проходящих стажировку в институте. Один из них, А. Косарев, стал изучать теорию случайных процессов, тогда ещё только зарождающуюся. На одном из семинаров в 13 лаборатории, которые проводились по инициативе Г. Я. Гуськова, куда был приглашён Л. А. Вайнштейн, Косарев ознакомил с результатами своих исследований. Вайнштейн внимательно слушал и потом сообщил, что он также стал заниматься этими вопросами по указанию А. И. Берга, который потребовал ознакомления его, Л. А. Вайнштейна, с корреляционной теорией ввиду прикладной значимости этой теории. Через несколько лет А. Косарев подготовил диссертацию, на которую лаборатория дала положительный отзыв. Всё это послужило толчком к моему изучению в дальнейшем основополагающих работ в этой области Яглома, Хинчина, Колмогорова и появившейся позже книги Н. Винера.

Среди проблем, стоящих тогда перед лабораторией, была проблема выбора плана расчёта, грамотного проектирования и, главное, поиска путей изготовления антенны нового типа – линзового апланата. Переход на новую антенну был связан с существенным укорочением длины волны, что неизбежно приводило к появлению волновых систем – аналогов оптических линз. О путях преодоления трудностей, возникших вследствие освоения ранее практически малоизученного диапазона миллиметровых волн, я расскажу в следующем разделе.

А сейчас – о другой проблеме, возникшей в связи с проектированием станции в целом. Занимался общей компоновкой станции ведущий конструктор М. З. Свиридов. Михаил Зосимович прошёл большую жизненную школу, в молодости был участником Гражданской войны, рассказывал, что сражался на бронепоезде, затем, окончив вуз, стал конструктором. Опыта, как говорится, ему было не занимать. По техническому заданию питание станции должно было осуществляться от двух электродвижков, входящих в комплект станции. Весовые характеристики движков Свиридову были, по-видимому, известны, и он при компоновке поместил их в задний отсек станции. Их долго не поставлял разработчик. Когда опытные образцы станции были уже установлены на гусеничных шасси тягачей, пришли движки новой модификации. Перебазирование их в отсек питания привело к изменению центра тяжести всей конструкции, в результате чего передняя часть станции приподнялась с опор. Естественно, что это было расценено как ЧП.

Первым запаниковал заказчик. Доложили руководству института. Последовали оргвыводы. А. И. Берг уже находился в Министерстве обороны. Сначала пострадал М. З. Свиридов. Вспомнив о дисциплинарном нарушении, взялись за Гуськова, понизив его в должности. Некоторыми это было расценено как срыв работы. Я должен был в это время ехать в командировку, где уже находился Гуськов с командой. Новый начальник лаборатории, присланный сверху, потребовал, чтобы я по приезде сообщил о происшедшем Гуськову. Я знал, что быть посланником недобрых вестей опасно, но, с другой стороны, понимал, что Гуськов умеет держать удар и действовать в соответствии с когда-то модной песенкой: «При каждой неудаче уметь давайте сдачи, иначе вам удачи не видать». Так и произошло. Гуськов выругал прежде всего меня, затем сказал пару «ласковых» слов по адресу начальства. В тот раз мы выполнили большой объём работы, объездив с доработанным макетом станции почти весь Северо-Запад.

Когда мы приехали в Москву, сложилась парадоксальная ситуация. Гуськов был главным конструктором ведущей разработки института, а начальником, которому формально он подчинялся, был человек, не знавший, как я подозревал, и основ радиотехники. Знакомясь с сотрудниками, он не спрашивал о роде выполняемой ими работы, но всегда с улыбкой представлялся: «Меня зовут Александр Илларионович». Это был невысокого роста, но плотный мужчина средних лет, носивший очки, по-видимому, для придания себе более солидного вида. В кабинете, где сидел Гуськов, представлявшем выгородку из общей комнаты, второй стол не вмещался. Это вынудило нового начальника примоститься тут же. Входящий в кабинет сотрудник наблюдал любопытную картину. За столом продолжал сидеть и работать Гуськов, а сбоку разбирал некие бумаги руководитель лаборатории. Оба при этом молчали и делали вид, что другого как бы не существует. И хотя Гуськов был в частых командировках, такая «совместная» жизнь продолжалась больше года. О том, чем она, эта жизнь, закончилась, я расскажу ниже.