Но Юля отказалась. Её уже пьянили скорость и расстояние. Вот ты здесь, а через десять минут уже проехал километр.

Тогда я сказал:

– Юля, прекрати выпрыгивать на ходу. Однажды мы включим третью скорость. Вокруг бетон и твёрдые столбы. При следующей встречной машине останься со мной, и я отвезу тебя на край аэродрома.

Юля снова отвердела грудью в ответ. Она пообещала быть отважной, чего бы это мне ни стоило. Вот бы мне тогда задуматься.

В армии я служил инструктором вождения. Мой лучший воспитанник ефрейтор Аликулов научился писать задним ходом слова «ДМБ 89», пятясь по заснеженному полю на тягаче с прицепом. За пять дней занятий и немножко побоев Аликулов отрастил вибриссы и прекрасно ими ориентировался в пространстве. Но куда бо́льшую гордость я пережил, когда Юля вдруг поставила грузовик на два колеса. Она же, первая в Латвии, выжала из ГАЗ-52 нелепые 90 км/ч. Никому раньше не приходило в голову так издеваться над пожилой техникой. Юля показывала поворот куда попало, а задний ход применяла исключительно для разрушения и убийств. Она называла вождение грузовика своим призванием. Она с самого утра рвалась за руль. Говорила только о машинах. Пыталась даже выписать журнал «За рулём».

В моих мечтах всё было иначе. Проехав круг по полю, мы должны были припарковаться в кустах. Я бы рассказал волнующую историю из жизни опытного гонщика. Закат при этом догорал бы, отражаясь в Юлиных глазах лучиками счастья. Я бы погладил её бедро в знак поощрения. В финале мерещился треск пуговиц на блузке.

На деле мы скакали по полям и пляжам, распугивая птиц и зайцев. Мне не хватало ладоней для поглаживания всё равно уже чего. Я держался за поручень всеми руками и боялся открыть глаза. Слово «бедро» вспоминалось лишь в связи с терминами «перелом», «открытый перелом» и «оторвало». Любовь оказалась довольно изнурительным занятием. А сколько в ней опасностей!

Мне скоро захотелось одиночества. Понимая, чем рискую, я отвёл машину в мастерские. Там её признали годной, несмотря на следы изнасилований. За очень дополнительные деньги слесарь обнаружил дефекты, требующие хотя бы недели ремонта. В благодарность я разрешил ему прокатить на ГАЗ-52 какую-нибудь женщину. Это лучшее средство от одиночества, сказал я.

– Ты пешком? – спросила Юля ледяным голосом. Мы сидели в разных углах дивана и смотрели в разные стороны. Без грузового адреналина её всю крутило и ломало. Микродвижениями рук и ног Юля выигрывала ралли Даккар. Ожидаемо вбежала бабушка. Сказала, что в гости едет Василий. Он купил «мазду», все приглашены восторгаться. У Юли вспыхнул взгляд, не суливший «мазде» ничего хорошего. Юная японская машина ещё не приехала, а дни её уже были сочтены. Отрыв органов, побиение камнями и прочие эротические игры – вот что её ожидало. Я встал, попрощался и вышел. Никто не заметил моего отплытия на фоне швартующегося Василия. Больше мы с Юлией не виделись. Её бабушка только врывается иногда в мои сны, грозит рулём от подъёмного крана и кричит что-то насчёт растления.

Я знал девушек красивей. Многие были настолько умны, что никогда не просились за руль. У некоторых было по два крыла с надписями «доброта» и «ирония». Такие терпели меня дольше обычного. И всё равно скучаю иногда по любви без тормозов, дикой и стремительной, как ГАЗ-52.

Иногда.

Не сильно.

Но скучаю.

Ляля неосторожно увлеклась скульптурой. За полгода натворила целый мешок шедевров. Художественная школа упаковала продукцию вместе с табелем, велела тащить домой. Ляля шла, звеня по асфальту своим творческим наследием. Неожиданно путь пролёг мимо снежной горки. В голове родились кой-какие гипотезы по физике тела, летящего верхом на мешке керамики. Пришлось проверить.

Лялино творчество не грешит фотографическим сходством. Знаменитую кубическую собаку бабуля до сих пор считает портретом чайника. После трёх спусков с горы Лялино творчество превратилось в глиняный оливье. Спаслись только кувшин и необычный голубой кастет. И тот после авторских пояснений оказался рыбой. Зрителю представлен спинной плавник, остальное тулово в воде. Но плавника достаточно, чтобы вообразить жабры, печальные губы, характер и даже цвет глаз подводной твари. Эту рыбу легко узнать, пользуясь подсказкой «она – не кувшин».

Ещё сохранился крупный осколок тарелки с портретом уха. Раньше это был профиль целого императора. По уху видно, какого страшного мастерства достигают дети вопреки усилиям педагогов. Однажды Ляля станет великой, и я поменяю рыбу, ухо и кувшин на домик в Провансе. Там тихое море и тепло по самый ноябрь.

Мы не боимся зарасти искусством за шесть лет, оставшихся до выпускного бала. В нашей новой квартире есть чердак, позволяющий хранить даже крупные формы. Сейчас на нём хранюсь я, например. В западных окнах видна гоночная трасса, в восточных – больница. Линия, соединяющая спорт и здоровье, пролегает ровно мимо моего подъезда. С нетерпением жду начала сезона, когда весёлые санитары помчат на носилках дерзких смельчаков, королей бампера и турбонаддува.

Кроме чердака, в квартире полно закоулков и таинственных шкафов. Вещи перемещаются по ним хаотично, никак не угнездятся. Гладильная доска нашлась после покупки новой, а утюг так и сгинул. Зато кот размножился и встречается везде. В коробке для сапог, в кастрюле, в ящике из-под пылесоса. За чем ни пойди, он уже там, с довольной рожей. Кажется, он съел и сапоги, и пылесос.

Раньше тут жил профессор математики. Эргономику помещений он рассчитал через комплексную экспоненту тригонометрических функций. Ничем иным нельзя объяснить бесконечное вращение воды в унитазе с центробежным разбрасыванием тяжёлых фракций вместо привычной ниагарской системы слива. Понимая, что нужны ещё варианты, профессор установил унитаз № 2 ближе к выходу. Этот сливает нормально, но управляется трамвайным рычагом, имеющим со сливом чисто эзотерическую связь. На бачке лаком для ногтей намалёван криптографический чертёж, схема управления. Мы не можем её расшифровать, дёргаем как попало – и многое удаётся.

Главный санузел имеет два хода. Ближайшая дверь всегда закрыта, каких алгоритмов ни применяй. Дёрнув за ручку, нужно бежать в обход, изнутри перезапереть обе двери, чтобы никто не вошёл. После процедур надо обе же открыть, потом снаружи проверить, всё ли правильно. И всё равно ближайшая дверь всегда заперта, с какой стороны ни подойди. Мы бегаем, дёргаем, стены трясутся, кое-где уже трещины пошли. Привычно плюнув на ближайшую дверь, ты бежишь в обход и получаешь полотенцем по морде за несвоевременный врыв. Непонятно.

Квартира вредничает, не привыкла к нам. Печка жжётся, свет не включается, в коридоре дует, в раковине брызжет. То ли дело предыдущий дом, простой и логичный. Дверца холодильника там закрывалась плечом и коленом, потолок протекал точно в тазик, мусорное ведро хранилось на балконе, потому что кот вандал. И если душ вдруг окатывал гостя холодной водой с эффектом массажа, значит, ручки управления не были повёрнуты так, чтобы складывалась буква «ипсилон». Кто не проверил, тот сам виноват и ходит мокрым. Лёгкая, налаженная жизнь.